Сажусь.

– Приляг, – доктор смотрит исподлобья, стреляя в меня змеиным взглядом. Я медлю. – Вика, давай, у меня еще пол отделения ждет.

Покорно ложусь.

«Муж» пересаживается и оказывается ко мне лицом, словно нарочно.

– Футболку, – говорит врач, а меня пробивает током ужаса.

Закрываю глаза от беспомощности. Закусываю губы и обнажаю грудь. Я знаю, что Марк смотрит. Знаю, и не могу ничего поделать. Покоряюсь.

А вдруг мы, и правда, муж и жена и три года жили душа в душу, а все остальные мои воспоминания – это просто плод воображения? Что если я действительно люблю и любима? Открываю глаза и смотрю на Марка.

 Мужчина гладко выбрит, вороньи волосы аккуратно рассыпаются и слегка прикрывают лоб, часть их каскадом укладывается на бок, закрывая уши и почти касаясь плеча. Взгляд жгучий, как перец чили, но я не могу отвести глаз. Снова эти блесточки прыгают на его радужках, словно там поселилась Снежная Королева.

Бенедикт Егорович прощупывает мои ребра, цокает языком, затем приподнимается.

– Завтра, возможно, выпишу вас обоих. Смысла не вижу держать больше. Раз в недельку придете на проверку.

Я одеваюсь, стараясь не замечать жжение на щеках от стыда. Душа уже полна надежды, что завтра все закончится. Попаду в свою квартиру и все выяснится, ведь там уже точно есть доказательства, что нет никакого мужа!

«Не признавайся».

Гоню прочь от себя навязчивый облик худого и испуганного парня с неприятным запахом изо рта.

Марк провожает доктора до двери, что-то тихо ему говорит, мужчины обмениваются кивками и рукопожатиями. Зуев задерживается на пороге.

– Да, Вика, проследи, чтобы Марк не делал резких движений. И еще! Никаких танцев месяца два.

Последние слова выбивают воздух из легких. Я поворачиваюсь на бок и зажимаю угол подушки во рту, чтобы не застонать. Лучшего наказания и не найти.

Сквозь грохот сердца слышу, как закрывается дверь.

– Медди, ты чего? – Марк присаживается рядом на пол и гладит мои волосы. Не хочу его видеть. Смыкаю ресницы так, что скопившаяся влага сама сбегает по щеке. – Ну-у, золота-ая, перестань.

– Не трогай меня, прошу, – бормочу я и, перекатываясь по кровати, поворачиваюсь к Вольному спиной.

И меня тут осеняет.

«Медди» – так называл меня только один человек. От шока чувствую, как корчится кожа на лице. Я медленно разворачиваюсь назад. Рука «мужа» застывает на плече, тянется пятерней потрепать мой опаленный ежик, но я отползаю на другую половину кровати.

– Кто ты, Марк?

– Не понял, – мужчина не встает, но натягивается. В такой позе он похож на пантеру, готовую бросится на добычу. Чуть наваливается на кровать и тянется ко мне. Я еще отодвигаюсь.

– Почему «Медди»?

– Вик, ты меня пугаешь, – он вдруг делает рывок и хватает меня за запястье. Да так крепко, что боюсь дернуть – сломает. – Люблю тебя и твои медные волосы, вот потому и «Медди». Забыла, что ли? Я тебя еще до свадьбы так называл. Странно от тебя это слышать, – подвигается еще ближе. Чувствую тепло его кожи на расстоянии. Марк зарывается носом в мои вспушенные волосы и шумно выдыхает горячий воздух в ухо.

Вольный приподнимает меня и притягивает к себе. Его руки невероятно крепкие – я не могу сопротивляться. Да и не хочу. Мне становится так тоскливо, что объятья – единственное, что сейчас радует.

Меня внезапно подкидывает в неосознанном трепете. Может это тело помнит ласку? Но почему я не помню? Дышу часто-часто, слышу терпкий запах мужчины и чувствую, как слезы смачивают его футболку.

– Зачем я выжила? Зачем? – накрывает волной истерики, будто вырвалась бурная река из берегов. Марк гладит по голове, и я таю от этих почти отцовских прикосновений.