– Девочка моя, ты сказала, что у тебя нет мужа… – взволнованно выкрикивает Фил.

– Да, Фели, его сейчас со мной нет, – я стараюсь говорить мягче, если это возможно при моих сорванных связках. – Я прилетела проконтролировать «Крепость», а Владик остался в Москве.

– Да неужели? Как же этот мудак отпустил молодую жену сразу после свадьбы? А я говорил, Ди, что он придурок.

– Ты говорил, чтобы я не искала других вариантов, и я тебя услышала, Фели.

– Ты всегда была моей маленькой послушной девочкой, – рычит Феликс. – Детка, иногда мне так хочется тебя придушить.

– Я знаю, милый.

Сейчас бармену лучше не видеть мою улыбку, предназначенную долгожданному абоненту.

– Так что с твоим голосом, малышка, ты сорвала его?

«Фе-эликс, ну хватит говорить, я не понимаю этот ужасный язык, и меня это обижает», – хнычет обиженная сучка, которой сейчас нереально повезло, что хрипая злая сука находится слишком далеко от её хрупкой шеи.

– Да, я сорвала голос прошлой ночью, – выдаю абсолютную правду, предлагая Филу самому додумать обстоятельства, при которых я лишилась своего главного козыря, – но не уверена, что нам об этом стоит говорить. К тому же, дорогой, не хочу отвлекать вас с Пепито от французского десерта.

– Как скажешь, моя Эсмеральда. И ты права – Пепито страшно голоден, и думаю, что одного десерта ему будет недостаточно. Пожалуй, нам следует хорошенько порезвиться. Береги свой голос, любимая!

ОН СБРОСИЛ ВЫЗОВ!

Ни этот вопиющий и нереальный факт, ни весь наш диалог не укладываются у меня в сознании. Откуда во мне ещё недавно брались слёзы? Кажется, слёзные каналы мгновенно и навсегда пересохли, и даже кровь застыла, а сердце словно остановилось. Это что сейчас было? Два взрослых, дорогих друг для друга человека так не должны себя вести – это ведь откровенное издевательство. Друзья так не могут поступать.


Друзья… Какая ирония судьбы! Феликс – самый лучший в мире друг и самый неуместный в качестве «просто друга». Осознание этого – вовсе не открытие, а давно запрещённая тема, моё потрескавшееся табу.

Очередную глобальную трещину я запиваю новой порцией виски и до утра арендую готовящийся к закрытию бар-ресторан. Меня невыносимо влечёт сверкающий зеркальной полировкой стальной шест на низком подиуме. И пусть «Ланфрен-Ланфра» мало соответствует танцу на пилоне, но сейчас это – самое то.

Воодушевлённый бесплатным зрелищем и дополнительным заработком, бармен шуршит с огромным энтузиазмом, обслуживая мой столик, меняя треки под моё настроение, и готов даже спеть для меня, но усталость, в конце концов, гасит мой пыл к четырём утра. Я добираюсь до номера и выключаюсь, едва прикоснувшись к подушке.

* * *

Открыв глаза, я не сразу понимаю, где нахожусь. Болезненный спазм, сдавивший горло, кромешная темнота и оглушительный колокольный звон только усилили мою панику. Волосы мои спутались и забились в рот, а лицо мокрое от слёз. Да что со мной, как я могла довести себя до такого состояния?

Моих сил и выдержки едва хватает, чтобы выровнять дыхание и, наконец, вспомнить, что я в гостиничном номере и мне уже не грозит озверевшая толпа голых мужиков. Колокола в церкви на набережной звонят к утренней службе, а я в полной безопасности, но не вполне в себе. Что погнуло во мне железную леди и превратило беспощадную стерву в жалкую истеричку?

Когда-то я покидала эту страну слабой и беспомощной. Такой же я ощущаю себя сейчас. И это вовсе не загадочный русский дух отравил моё сознание. Меня не подкосили несостоявшийся брак и расставание с Владом, не пугают завуалированные угрозы Карабаса. Отвернутся от меня сейчас: адвокат, Тимур, Ланевский и Римма – я стану только жёстче. Не сломаюсь я и без Дашки – привыкла к отсутствию подруг. Но Феликс…