Подпасков отошёл от вагонного окна, повернулся к облаку спиной. Ему показалось, что облако с чёрным брюхом смотрит своими мохнатыми выпуклыми глазами прямо ему в затылок. Подпасков пошёл по коридору.

В своём купе говорливый проводник считал подстаканники. Увидев Подпаскова, он послюнявил химический карандаш, сделал пометку на обрывке газеты. Это была газета, в которой работал Подпасков. На обороте, на другой странице смятой газеты с жирными пятнами, был напечатан его политический фельетон про разбойничьи нравы американского империализма.

– Ну в этот раз не сильно опоздали, – извиняясь сказал проводник, – всего-то на четыре часа… Хотя вот прошлый раз почти по расписанию пришли, а комендатура восемь часов из вагонов выходить не давала. Ни попить, ни поссать… Каких-то власовцев в развалках добивали. Жуть. Стрельба, как на фронте…

Подпасков ещё раз вспомнил свой кабинет, который делил со своим смертельным врагом старшим корреспондентом Шубиным. Свой стол, свои карандаши, журналы учёта поступивших в редакцию писем, пресс-папье, подаренное китайскими товарищами во время командировки в Китай. Подпаскову стало грустно. Он уже боялся этого города, ощетинившегося загнутой арматурой, торчащей во все стороны из развалин.

Главный городской вокзал, выжженный огнемётчиками 11-гвардейской армии во время штурма, не использовался. Пассажирские поезда останавливались на бывшей сортировочной. Где-то играл оркестр. Ветер доносил запах гари и обрывки приветственной речи. Подпасков прислушался к долетающим до него словам, смог разобрать: «Замычали коровы, закудахтали куры, заблеяли овцы на новой советской территории…».

Подпаскова должны были встретить «местные товарищи». Выйдя из вагона он сразу их увидел. Невысокий широкоплечий мужчина лет тридцати, с поломанным когда-то носом, в широких, по моде чёрных брюках, гимнастёрке, перетянутой офицерским ремнём, в матерчатом плаще и твидовой кепке на непропорционально большой голове, внимательно разглядывал всех выходящих из вагона. Рядом – два милиционера в форме. На плече одного из них, длинного, худого, нескладного, безжизненно повис автомат ППШ. Подпасков не вызвал у встречающих никакой реакции.

Он остановился недалёко от троицы, закурил папиросу. Проводник стал закрывать за последним пассажиром дверь вагона. Большеголовый, волнуясь и суетясь, бросился к вагону.

Подпасков встал у него на пути: «Товарищ, я Подпасков. Вы не меня встречаете?»

Большая голова в кепке испуганно дёрнулась, уставилась в мятую бумажку в своих руках, потом смерила Подпаскова с ног до головы. Человек в кепке громко сглотнул слюну.

– Товарищ Подпасков? – местный с большой головой с поломанным носом виновато заулыбался. В верхней челюсти у него не было трёх боковых зубов.

– А мне ваш коллега вас совсем по-другому описал. – большая голова в кепке наклонилась влево.

Подпасков протянул встречающему все свои документы. Тот уважительно принял их обеими руками. Сверил все фотографии на всех документах.

Подпасков начал понимать. Это было совсем в духе непревзойдённого мастера интриг и мелких гадостей Шубина, которому Подпасков постоянно проигрывал. Шубин, бывший горный инженер с плохим желудком и знанием трёх языков, специально мог описать в телефонном разговоре Подпаскова так, что вроде это он, Подпасков, но узнать его будет трудно. На такие гадости у Шубина был талант. Злость и раздражение где-то в животе Подпаскова начали закручиваться в спираль. Затем, не умещаясь в кишках и желудке, они долезли до грудной клетки, пытаясь разжать рёбра изнутри.

Подпасков вспомнил, как старший корреспондент Шубин унизительно «замкнул» на него нудного больного гражданина из Улан – Удэ. Фамилия гражданина – Назаров. Гражданин писал в редакцию и другие инстанции длинные письма с просьбой запретить писать букву «р» в сокращённом обозначении слова «килограмм». Вся страна спокойно писала и «кг», и «кгр». В письмах, официальных документах, газетах, книгах. Это никому не мешало. Кроме сумасшедшего Назарова из Улан-Удэ. Бывший корректировщик артиллерийского полка, награждённый орденом и медалями, Назаров методично обстреливал организации и ведомства письмами, в которых он боролся против своего кровного врага – буквы «р» в сокращении «кгр».