Вы уже, наверное, поняли, что господин Касторкин и чудовище из озера Лох-Несс примерно равны по вероятности своего существования.

То, что вы не слышите мой голос, это еще полбеды. Вторая половина беды в том, что вы не видите моего собеседника. А передавать состояние его лица так же несерьезно, как объяснять на словах содержание картины Шишкина «Русский лес».

Отмечу вскользь, что без изменений остался только «фонарь» на его лбу, да и то, кажется, он тоже приобрел форму знака вопроса.

– Ка-какой Касторкин?!

– Иван Сергеевич, обычный, честный, порядочный гражданин, не оставшийся в стороне, как некоторые другие, а давший правдивые показания в отношении вас и стекла. Вот так. И куда прикажете мне деваться? Выкинуть его объяснение в корзину?

(В принципе, конечно, можно, половина материала уже в ней, но чтобы выкинуть, его надо сначала написать.)

– Вы что, серьезно, молодой человек? Какое преступление? Абсурд полный… Где этот ваш Касторкин? Он, наверное, сам кривой в дупель был, раз такое говорит.

– Он абсолютно незаинтересованный свидетель, к тому же непьющий. Имел при себе справку. Так что ваше дело не так уж и благополучно, Аркадий Андреевич. Итак?

Блюминг пытается жестами изобразить состояние своей души, но азбукой для немых он владеет слабовато, поэтому получается неубедительно. У бандитов и то понятнее.

Поскольку я еще неопытен, меня также начинает подводить словарный запас, и я перехожу к другой теме.

– Чем занимается ваше предприятие?

– Пых-мых-дых-оп…

– Не понял. По-русски будьте любезны, не надо здесь жаргоном сыпать.

– Я, кажется, догадываюсь… Сколько?

– Чего сколько?

– Ну-у-у…

Пальчик трется о пальчик.

«Дать бы вам в рожу за такие жесты, гражданин Блюминг», – говорит мой внутренний голос. Но вслух я предупредительно-спокоен:

– Перестаньте, Аркадий Андреевич, оставьте себе на адвоката. Мы не продаемся!!!

Реплика произносится величественно, хотя я и сижу. Очень неудобный стол.

– Так чем занимается ваше предприятие?

– Господи, Боже мой… Мы закупаем сырье за рубежом для производства самых необходимых стране лекарств и поставляем его на фармацевтические заводы. Мы за здоровое будущее нашей великой страны!

Блюминг тоже не встает.

– Вы что, кандидат в депутаты?

– Нет.

– Тогда не агитируйте. С кем вы живете?

– А это-то тут при чем?

Во дурик, как же я буду на тебя копать, не зная исходных моментов?

– В деле должно учитываться все вплоть до вашей сексуальной ориентации. Установка Генеральной прокуратуры. Так что извольте.

Блюминг окончательно подавлен. Еще бы. Тактику проведения допроса я сдал на пятерку. Могу диплом показать.

Аркадий Андреевич склоняет голову и начинает бормотание:

– Я живу с женой и дочкой.

– Машину имеем?

– Да, «Вольво».

– Номер помним?

– Конечно.

– Давайте.

Блюминг дает.

В последующие пять минут он отдает все, начиная со сведений о зарплате жены и заканчивая родословной своего ротвейлера. Насколько искренне – покажет время.

Когда я получаю некоторую базу для рытья, то удовлетворенно киваю.

– Хорошо, время дорого, а в стране разгул. Будем заканчивать. Ваше последнее слово.

– Где ваш начальник?

– По коридору вторая дверь.

«Беги, беги, жалуйся. Михалыч тебе быстренько разъяснит права и обязанности».

– Значит, вы настаиваете, что упали нечаянно?

– Знаете что, молодой человек?..

– Не знаю и знать не хочу. Нет так нет. Смотрите, вас за язык никто не тянул.

Я указываю на дверь. Блюминг растворяется не простившись.

Отличненько! Что там дальше Михалыч говорил-то? Ага, протокол надо бы переписать. Это без проблем. Две остановки до универмага. Заодно, кстати, посмотрим, чем торгуют на моей территории.