– Я все еще жив, – Ш’янт будто ощутил мое смятение. – И мы принадлежим друг другу, пока дышим. Никакое расстояние это не изменит.

Сердце кольнуло. Он словно слышал, о чем мы с Артумиранс говорили только что.

Он мой.

Так и есть. Мы принадлежим друг другу. Ш’янт чуть сместился и указал рукой мне за спину.

– Я хотел показать тебе кое-что.

Мир погибшего сада исчез, как и замок, и обвивавший его сухой виноград. Исчезло черное дерево и колкий холодный снег под ногами. Все затянула пелена тумана – алого, как кровь. Стало не по себе. Я пожалела, что во сне нет привычного оружия, – будто голой вышла сражаться против стаи бешеных волков.

Присутствие Ш’янта ободряло.

Он держался уверенно и спокойно, наблюдал, как реальность вокруг искажается, открывая мне картину красного густого леса. Я смотрела на него сверху вниз, буквально стоя на воздухе над верхушками переплетенных крон. Листья шумели, как могли бы шуметь стеклянные колокольчики – отчего-то я точно знала, что они стеклянные – а вдалеке темнел горный хребет.

Все это выглядело предельно… нормальным. Ничем не отличалось от любого стигая, что я видела в Рагур’ен.

– Смотри туда.

Проследив за Ш'янтом, я невольно затаила дыхание.

В небе протянулась широкая трещина. Темная, с рваными острыми краями, светившаяся лиственной зеленью. Но даже не это заставило сердце пропустить один болезненный удар.

Что-то смотрело на мир оттуда.

Что-то совершенно чужеродное, нечеловеческое и дикое. Голодный зверь, который еще недостаточно силен, чтобы рвануться в погоню за добычей, но уже присматривается, куда бы лучше вонзить острые клыки.

Я чувствовала кожей, как нечто разглядывает земли внизу.

– Оно еще спит, – проговорил Ш’янт, склонившись над моим плечом, – но это лишь вопрос времени.

Я никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. От привычной смешливости не осталось и следа.

– Первородная выбрала этот мир не случайно. Она ищет, как пробудить… это.

Губы сами собой растянулись в хищной усмешке. Что ни говори, а упрямство богини внушало уважение.

– Хочет новое тело? Не великовато ли будет?

– Догадливая девочка, – хохотнул иномирец. – Первородная всегда была жадной, но тут переплюнула сама себя.

– И как долго оно еще будет спать?

Лицо Ш’янта помрачнело.

– Не могу судить, но трещина быстро растет. Первородная обзавелась здесь силой и помощью. Местные твари от нее в восторге, чего нельзя сказать об отношении ко мне.

– Я приду, – сказала я и повернулась к иномирцу. Казалось, что нас разделяли считанные дюймы, а на деле – целые миры. – Приду за тобой. Ты только дождись.

– Пока есть возможность, я буду тебя навещать, – Ш’янт нахмурился, а в черной глубине зрачков плясали ураганы. И небо над головой темное, как и его глаза. Будто все вокруг – часть иномирской души, и это я – гость, которому позволили заглянуть в тайный сад. – Я хочу, чтобы ты была готова. И я сейчас не только о борьбе со злом и спасении мира говорю.

Упрямо расправила плечи, вскинула подбородок. Молилась о том, чтобы загар скрыл пылавшие от смущения щеки.

– Я буду, вот посмотришь!

Пока смерть не разлучит нас, иномирец. Так и знай!

Глава 3. Искры и пламя

То, что девушка пользуется кличкой, а не именем, меня искренне повеселило. Это было забавно, с каким бы серьезным выражением лица иномирец не обращался к несчастной «Уголек». Как ни странно, а прозвище девушке шло.

Волосы чернющие, переливчатые тугие локоны, изрядно растрепанные и спутанные после вынужденного бегства, так и просились в руку. Хотелось коснуться их и пропустить через пальцы.

Кожа белая, как молоко. Совершенно несвойственная для восточного стигая внешность – будто девушка неместная.