— Мне больно вообще-то! — возмутилась вслух.

А Тенгизу сейчас так и хотелось, чтобы ей было больно. Но хватку он ослабил. Вдохнул, выдохнул. То ни черта не помогло. В груди по-прежнему пекло так, словно кислотой окатили, и она теперь разъедала внутренности. Все глубже и болезненнее.

Нет, умом Тенгиз понимал, что она намеренно так говорит, но в памяти еще не остыли виденные фотографии, где она на каждой с новым мужчиной. И снова встал вопрос: со сколькими из них она спала? И как часто?

— Не из-за меня, говоришь? А из-за кого же тогда? Что-то я не вижу, чтобы рядом с нами еще кто-то был, — шепнул на ухо, склонившись над ней ниже.

Очень старался, чтобы голос звучал безразлично, но не вышло. Гнев просачивался в слова. Слова, которые он вообще не собирался озвучивать! Но не сдержался. Как и не удержался от того, чтобы опять приласкать охренеть какую влажную плоть пальцами. С девичьих губ сорвался тихий стон, который Валентина поспешила оборвать, но… поздно! И после этого она еще будет утверждать, что не для него?

— А что, чтобы кого-то хотеть, нужно обязательно чтобы этот кто-то был рядом? — попыталась оправдаться. — Есть, знаешь ли, мужчины, которые способны возбудить женщину даже на расстоянии. Достаточно просто о них подумать.

“И это не ты”, — повисло недосказанным.

Наверное, это должно было его разозлить. И разозлило. Но желание чувствовать ее было выше любого гнева. Она и сама, пусть и молчаливо, а подавалась навстречу его действиям. Особенно когда мужские пальцы подцепили край трусиков и отодвинули в сторону, чтобы в следующий миг погрузиться во влажную плоть.

— По-прежнему утверждаешь, что не из-за меня? — уточнил, ощутив, как мягкие стенки обхватили его.

И как же охрененно это ощущалось!

— Ах-халая, ты спятил? — выдохнула Валентина, ногтями царапая серебристый металл. — Мы же на людях.

Да, где-то на задворках сознания Тенгиз тоже об этом помнил. Где-то очень глубоко. Но ему было плевать. Как вообще можно о чем-то думать, когда лежащая под ним бестия буквально течет на его пальцы, подается навстречу и уже почти не сдерживает стоны, которые ему просто необходимо слышать? Слышать и знать, что ее по-прежнему кроет не меньше его самого. Что если он сейчас вставит в нее свой член, она не будет сопротивляться, а примет всего без остатка, как прежде. Как принимала сейчас его пальцы.

Ладонь с ее шеи сместилась ниже, ведя линию вдоль позвонков, отчего девушка невольно прогнулась в спине, больше не в силах сдержать стон. Да, это был тот самый запрещенный прием с его стороны, помня, насколько чувствительно Валентина всегда реагировала на подобную ласку, но не жалел. Да и зачем, если обоих все устраивает? Она и вовсе выпрямляется на руках, прижимаясь к нему вплотную, и Тенгиз тут же зарывается лицом в пушистые волосы, глубоко вдыхая тонкий ягодный аромат шампуня, прямо через них покусывая тонкое плечо.

— Тенгиз, — выдыхает Валентина, сжимая ладошки в кулачки, наравне с тем, как начинают сокращаться ее внутренние мышцы на очередном толчке.

Он сам в шаге от того, чтобы расстегнуть молнию на брюках, достать давно ноющий член и заменить им свои пальцы.

— Не здесь, — как читает его мысли Валентина. — Тенгиз, не здесь.

Твою мать! Она права. Тысячу раз права. Но как же сложно отстраниться. Отпустить ее. Хотя бы на миг. Не говоря уже про долгие-долгие минуты, что они будут идти и подниматься на двенадцатый этаж элитной высотки.

Тенгиз не знает, откуда берутся эти силы, но он все же отступает. Разворачивает девушку к себе лицом, внимательно вглядываясь в затуманенный страстью взгляд.