Таким образом, как внутренняя, так и внешняя границы образа тела представляют собой психофизические образования, проявляющиеся, с одной стороны, на ментальном уровне в виде образов, фантазий, а с другой – объективирующиеся на телесном, физическом уровне.

Определив, что именно подразумевается под двоякой границей тела, «пространством между», соединяющим внешнюю и внутреннюю, субъективную реальности, очень важно определить каким же образом и где пролегает эта граница.

В.А. Подорога отмечал, что граница жизни (внутренняя в терминах данной работы) «является виртуальной … границей, изменяющей в каждое последующее мгновение предыдущий образ нашего тела, и мы даже не всегда „схватываем“ эти мгновенные изменения; порой эта граница смещается столь далеко за предписанные организмом пределы, что не в силах вернуться к исходной физиологической границе, – то, напротив, сжимается наподобие шагреневой кожи, ускользает от себя в глубины Внутреннего».

Установить границы – это значит определить или установить рамки контакта или отношений между собой и окружающим миром.

Однако эти нехитрые рассуждения открывают ряд крайне сложных вопросов о субъект-объектном разграничении: что служит критерием различения этих событий? Устойчива ли эта граница, что ее определяет и как она устанавливается?

Неоднозначность местоположения такой границы может быть продемонстрирована в классическом психологическом феномене зонда (Бор, 1971; Леонтьев А.Н., 1975).

А.Ш. Тхостов чётко описывает механизм становления границы телесности и место ее локализации: они связаны с измерением автономности/предсказуемости объекта, его управляемости/независимости.

Феномен зонда позволяет продемонстрировать как минимум два момента субъект-объектной диссоциации. Во-первых, факт подвижности границ субъекта, а во-вторых, универсальный принцип объективации: свое феноменологическое существование явление получает постольку, поскольку обнаруживает свою непрозрачность и упругость.

«Иное» не может быть предсказано, и именно граница этой независимости есть граница субъект-объектного членения. Все, что оказывается по одну сторону этой границы, есть Я, а то, что лежит по другую, – иное [12].

Плотность внешнего мира определяется степенью его предсказуемости, придающей его элементам оттенок «моего», т. е. понятного и знакомого, или, напротив, «чуждого», т. е. неясного, непрозрачного.

Становясь «своим», внешний мир начинает терять свою плотность, растворяясь в субъекте, продвигающем свою границу вовне.

Наиболее четким критерием освоенности, сворачивания в устойчивый конструкт служит само «исчезновение» феномена, которым я начинаю пользоваться, не испытывая никаких затруднений, и само существование которого становится для меня неявным [12].

Более того, при условии полной прозрачности, управляемости, предсказуемости внутренней среды, внутреннего мира субъекта «сталкиваемся с…полной утратой самого субъекта, обнаруживающего себя лишь в месте столкновения с «иным» и отливающегося в его форму».

Однако тело как физический механизм подчиняется целому ряду объективных законов и ограничений, его «прозрачность» исходно неполна, и естественными формами его проявления выступают физиологические функции. Свое существование (как объект сознания) тело получает, лишь демонстрируя упругость и непрозрачность, неадекватность прогнозирования и управления. Эта исходная, всегда присущая телу «недостаточность» и несовершенство его механизма порождают стабильное существование самого феномена тела. Подобным образом и сознание, мышление и чувства человека обнаруживают себя лишь при столкновении с новым, необдуманным, непонятным, ещё не вполне освоенным.