Едва чинная процессия с аппетитно пахнущим кабаном вступила в границы поляны, как из-за щитов показалась Ранха, а за ней девочка лет десяти, со светлыми соломенными волосами, заплетёнными в косы. У обеих светловолосых дев в руках короткие степные луки с вложенными стрелами. Жрец помахал дружелюбно левой рукой, луки опустились к земле, но девы не вышли навстречу, остались за щитами.

– Даитья, выйди!

Девочка охотно повиновалась зову матери. Быстро зашагала с луком и вложенной в него лёгкой тростниковой стрелой. На ней синее шерстяное платье-рубашка до полу, меховые сапоги, пояс с золотой пряжкой, озорно поблёскивающей в лучах солнца. За девочкой последовал преданной тенью один из трёх псов-сторожей, видимо вожак собачьей стаи. Косматый на бегу с интересом всматривался в кабана, плывущего в ароматах к шатру.

– Путь изменился, моя Даитья. Эти воины вызвались проводить нас к вождям тайги. – Адму говорила с дочерью как с равной, тоном торжественным и важным. – Выйдем посольством к таёжным?

– Да, мой вождь. – Даитья сурово поджала губы. Никаких возражений, никакого страха, лишь твёрдый взгляд серых глаз. Подняла к небу лук и стрелу в правой руке. Дочь Таргетая так похожа на мать. Хоть и мала ростом, видом горда.

– Мой волчонок. – Адму сдержанно улыбнулась. Поощрительно похлопала дочь по плечу. Девочка по-своему восприняла похвалу – гордо подняла голову.

– Ранха, там у реки одежда и шкуры…

Продолжать Адму не понадобилось – Ранха вложила лук и стрелы в горит и исчезла среди кедров.

– Что, мужи таёжные, готовы к посвящению? – Гнур с видимым сожалением проводил взглядом румяную тушу кабана и принялся развязывать узел на дорожной суме. Казалось, его совсем не интересовало предстоящее действо.

– Прикрыться бы чем? – осторожно поинтересовался таёжный воин. За его спиной вальяжно разлёгся крепкий чёрный пёс. Положив голову на лапы, он неотрывно следил за гостями.

Гнур не откликнулся. Из сумы показался сначала один, а затем и второй кисет размером с три добрых кулака каждый. Оба кисета туго набиты припасами. Жрец поднял глаза на таёжного мужа, смерил его с головы до ног, повёл челюстью и принялся ссыпать тёмно-коричневый порошок из первого кисета в деревянную миску, что-то невнятно бубня под нос. Туда же проследовала щепотка зелёной смеси семян и сушёных листьев из второго кисета, помеченного белой полоской. Лицо Гнура приняло мрачное выражение.

Неожиданно посреди важных приготовлений жреца из-за кедров со стороны реки послышались протяжный медвежий рёв и краткий рык тигра. Псы вскочили с пригретой солнцем травы. Оскалились и зарычали. Олени подались за защитой к людям. Адму выдернула из рук Полакки тяжёлое трофейное таёжное копьё и чуть не насильно всучила нагому мужу, прежнему владельцу оружия. Муж округлил глаза, но принял своё копьё, посмотрел в глаза Адму и бросился со всех ног на звуки. Второе копьё, степное, для конного боя, досталось обезоруженному Полакке. И тот без промедления последовал вдогонку за прытким «таёжным торговцем». Рослый муж бежал по-бранному, пригнувшись, словно укрываясь от невидимых стрел. Подросток сел, скрестил руки на груди в напряжённом ожидании.

Рёв матёрых зверей не смолкал. Напротив, судя по всему, схватка становилась неистовой. Рычание собак и волнение оленей нагнетали тревогу ожидания. Гнур отложил в сторону жреческую миску. Встал. Деловито тронул ладонью чёрную бороду. Выдернул третье копьё из влажной земли и направился широким шагом в кедровник. Однако им тоже овладел охотничий азарт, и, позабыв важность чина, как мальчишка, подскочив под новую порцию звериной ярости, он понёсся неудержимым галопом с копьём наперевес.