Лариска посмотрела на меня озадаченно.

– Кто-то из ваших… конторских… У вас вроде даже что-то складывалось…

Вот за что я её люблю, так это за то, что она всегда знает, когда я говорю правду, а когда дурака валяю.

– Нет, не помню. А какой он? Ну, я тебе его описывала?

– Да ты разное всё время говорила. То нравится он тебе, то ты ему не доверяешь, то вообще знать не желаешь и сама убьёшь при встрече! Короче, страсти у вас кипели нешуточные.

Надо же… Как интересно! И я всего этого не помню… Сама себе память заблокировала или помог кто? Спросить бы у сведущих, да только веры им нет.

– А внешность я тебе описывала? Вдруг я его снова увижу, так хоть знать буду, что держаться от этого субъекта нужно подальше.

– Внешность… – подруга задумалась. – Я его даже видела как-то, но… – подняла на меня удивлённый взгляд.

Мы несколько секунд пялились друг на друга, напрягая извилины и пытаясь извлечь из личных файлохранилищ хоть какие-нибудь сведения о напарнике. Результат был нулевой. У обеих.

– Вот то-то и оно, – констатировала я наши неудачи. – Получается, что блок на памяти у меня чужой.

– Если бы ты завтра не уезжала на своё задание и пришла ко мне в клинику, мы бы точно определили, это у тебя блок или у меня ложные воспоминания.

– И без твоей аппаратуры знаю, что блок! Я ведь не только напарника не помню, но и постоянно ощущаю, чувствую какие-то знакомые образы, запахи, пытаюсь вспомнить – и не могу.

– Что же ты натворила? – Лариска совсем перестала есть, подпёрла щёку кулаком и воззрилась на меня с нескрываемой завистью.

– Думаешь, я? Да что рассуждать, точно я, больше некому. Эх, ладно, давай выпьем за мою удачную командировку, в которой я буду изображать пресыщенную жизнью девицу с достатком, не лезть на рожон и держаться подальше от субъектов мужского пола! – Она хотела что-то возразить, но я опередила: – А обещание я выполню, как только вернусь!

Не курортный же роман заводить в рабочее время. На отдыхе они все – деловые красавцы, утомлённые работой и одиночеством, жаждущие истинных чувств и вечной любви на ближайшие две недели. А некоторые ещё и кастинг постельный устраивают, уж чтобы наверняка, на всю оставшуюся жизнь… до конца отпуска. Не верю я в курортные романы. Один на миллион, да и то – когда надобность в этом наивысшая есть.

Перед сном вспомнила, что не прочитала биографию предложенного образа. Пришлось снова включать лэптоп.

Так… Мама, папа, бабушки, дедушки… Хм… а вот это даже забавно. Лень было легенду сочинять или в круизе знакомые будут, которые меня раньше знали? Стоп! А почему бы не согласиться с Ларискиным мнением и не принять это всё за ложные воспоминания? Ведь тогда меня никто на слове поймать не сможет, коли я буду свято верить в правдивость своей биографии.

И посоветоваться не с кем. Да… Во что ты меня снова впутываешь, великий и ужасный? Или мало я настрадалась за свою жизнь? Ладно. Как говорят знающие люди: утро вечера мудренее. Завтра увижу, какую пакость мне снова подсуропил любящий родственничек.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Ух ты…

Мы вышли из бухты

Странный сон, очень похожий на реальность, не отпускал меня из цепких объятий, хотя я очень хотела проснуться. Чужой, но до боли знакомый особняк, больше похожий на дворец, высокие окна, выходящие на море, нежный бриз, колышущий тонкую вуаль штор, и запах ландышей, который я воспринимала как что-то родное. Чьи-то шаги, уверенные, торопливые, мужские. Вот сейчас он войдёт, и я увижу того, кого попыталась забыть, стереть, вычеркнуть из воспоминаний. Дверь распахивается, но я отворачиваюсь, боясь посмотреть своей памяти в глаза. Это страшно, потому что я увижу горечь и разочарование, боль и тоску, скорбь и смерть. Между нами бездна, которую разверзли чьи-то злые чары, и мы не в силах её преодолеть, потому что сил этих не осталось. Лишь безразличие и апатия. Я иду к двери, стараясь не смотреть на мужчину.