– Я – Каттали́н, очень приятно.

– И?

– Что: «И»?

– Как бы, вам чего? – вышло несколько грубовато, но Пако было не до политеса: комната встала на место, но теперь его немного мутило.

– Ты – Пако! Так?

– Ну, если и так, что с того?

– Уфф, все-таки правильно пришла! Уже хорошо!

Она устроилась на стуле поудобней, скрестив стройные лодыжки.

– Сеньорита, допускаю, что вы вообще просто плод моего нетрезвого воображения, но, может, вы того… покинете это помещение? Приходите завтра, я к тому времени высплюсь, и мы побеседуем… Если вы существуете, конечно… А сейчас я неважно себя чувствую, приболел, знаете. Мне спать пора!

– Ах-ха, приболел! Знаю я эту болезнь! – девушка взмахнула рукой и как-то по-особому щелкнула пальцами.

У Пако в глазах на мгновение потемнело, а когда сознание вернулось, похмелья как не бывало.

– Вот это да! Как это ты так? – от неожиданности он сразу перешел на «ты», как, впрочем, это и принято повсеместно в Испании.

– Ловкость рук! Так же лучше?

Пако неуверенно кивнул, прислушиваясь к себе: самочувствие было просто великолепным, настроение тоже мгновенно улучшилось, и ему вдруг стало невозможно интересно, что же нужно этой симпатичной нахалке. На взгляд Пако, девушка была – просто прелесть. И сейчас, когда он полностью пришел в себя, не попытаться поближе с ней познакомиться в непринужденной атмосфере, было бы просто непростительно.

– Сеньорита, позвольте пригласить вас на чашечку кофе!

– Хм, – Каттали́н задумалась, очень мило нахмурив изящные брови. – А, впрочем, так будет даже проще…

– Что проще?

– Не важно! – Девушка вскочила и решительно направилась к выходу. У двери она оглянулась: – Ну что, ты идешь?

Они спустились в ближайший бар, или таверну, как баски называют подобную смесь кафе, бара и столовой. На вкус Пако заведение было даже слишком аутентичным: меню, написанное разнокалиберными буквами на грифельной доске – исключительно на баскском, портреты политических заключенных – борцов за независимость, грозно глядели со стен. Откуда-то из-под потолка негромко доносилась баллада Бенито Лерчунди, сливавшаяся с негромкими разговорами нескольких групп пенсионеров – завсегдатаев в черных беретах, попивающих розовое вино из широких стаканов. Но в целом здесь было чистенько, уютно и отлично кормили. Пако попросил два кофе с молоком, взял со стойки несколько пинчос – местную разновидность канапе с разнообразными начинками и подсел к уже занявшей столик в самом дальнем углу Катталин.

– Прошу! – Пако галантно пододвинул ей дымящуюся чашку с аппетитной пенкой.

Девушка рассеянно кивнула. От ее решительности не осталось и следа, она подавленно смотрела куда-то в сторону, вертя в руках маленький хрустальный флакон внутри которого переливалось что-то ядовито зеленое.

– Что это?

– А? – очнувшись, Катталин уставилась на флакон, как будто видела его первый раз в жизни, – так… духи.

Какое-то время она еще покрутила пузырек в руках, потом решительно отставила в сторону и обхватила чашку, словно пытаясь согреться. Пако невольно залюбовался ее изящными маленькими руками.

– Так… – Катталин, казалось, приняла какое-то решение. Она вдруг совершенно успокоилась, к ней вернулась ее обычная уверенная манера держаться. – У тебя, конечно, куча вопросов…

– Хм, а ты как думаешь? – Пако, прищурившись, посмотрел на собеседницу поверх чашки.

– Ладно, чего темнить. Видишь ли, у тебя есть Дар…

– Что? Какой дар?

– Не перебивай! Ты же писатель? – и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Вот скажи, было ли у тебя когда-нибудь так, что ты сочинил что-то, а потом оно сбылось?

Немного сбитый с толку Пако перебрал в уме все свои журнальные публикации и озадаченно спросил: