– Кого?

– Ты не знаешь. Одного человека, с которым мы дружили в колледже.

– Черт возьми, Дэниел, – возмущенно крикнула она. – Это связано с женщиной, верно? Ты только что поклялся мне жизнью детей, что…

– Да нет же, это парень! – заорал Дэниел, напугав пару, попивающую кофе за столиком в нескольких шагах от него. – Это парень, зовут его Тодд, понятно? Я познакомился с ним в тот год, когда учился в Англии, и мне просто подумалось, что только у него я смогу выяснить кое-что.

– Что? Что тебе понадобилось выяснять у него?

Дэниел быстро вспомнил подробности, оценивая трудность ситуации. Сумеет ли он объяснить все по телефону? Сумеет ли дать достаточно краткое описание той жуткой проблемы? Сумеет ли углубиться в детали того, что произошло так давно или что могло произойти? Он даже не помнит, упоминал ли когда-то имя Николь в разговорах с Клодетт.

– Я уже говорил, – повторил он, – это очень сложно объяснить.

– Все-таки попытайся, – настойчиво попросила Клодетт, – а я попытаюсь задействовать все свои скудные мозговые ресурсы.

– Клод, – пробормотал он, – не надо. Не надо настаивать. Прошу, просто поверь мне, ладно? Ты же знаешь, что можешь доверять мне. Это лишь вопрос двух или трех дней, надо только заехать в Суссекс, а потом я поеду прямо домой, и все…

– Суссекс? Почему именно в Суссекс?

– Там живет Тодд. Разве я не сказал?

– Нет, Дэниел, ты забыл упомянуть и об этом. Я не могу поверить, что ты…

– Послушай, – перебил он, – я даже не знаю пока, решусь ли я сделать это. Может, и нет, может, поеду прямо домой, но мне хотелось сначала обсудить такую возможность с тобой, а потом я уже решу, хватит ли у меня сил…

Издали до него донесся приглушенный вопросительный голос Мариты, по-французски, и хотя он не говорил на нем, но понял, что она спросила, не папа ли звонит и может ли она поговорить с ним, а Клодетт резко ответила ей: «Non, ce n’est pas Papa»[54], – и Дэниел подумал, что его сердце разобьется, прямо сейчас, прямо здесь. Он не представлял, как пережить такое.

– Тогда поезжай, – крикнула она. – Вали в свой Суссекс, встречайся там с этим «другом», о котором я никогда не слышала, увидишь, волнует ли это меня, увидишь…

– Тебе нужно успокоиться, ладно? – произнес он, стараясь вложить в голос все оставшееся у него благоразумие. – Дети слышат все, что ты говоришь и…

На линии раздался тихий щелчок и монотонный звук обрыва связи. Клодетт отключилась.

Достаточно синевы для оптимизма

Клодетт, Нью-Йорк, 1993


Босоногая Клодетт балансировала на бортике ванны. Одной рукой держалась за подоконник, а в другой сжимала почти докуренную сигарету. Прищурив глаза, она смотрела в нью-йоркское небо – туманно лазурную гладь, прочерченную стрелами конденсационных самолетных следов, – и на струйку дыма, уплывающую в оконце из ее рта.

За вентиляционным оконцем она видела также окна ближайшей квартиры. Большинство закрывали жалюзи или шторы, но одно-единственное прямо напротив нее позволяло видеть каких-то людей, сидящих вокруг стола: две пары, несколько детей, а возле комода растянулся кот, видимо, погруженный в сон. Клодетт смотрела, как движутся их губы, руки, поднимая и опуская столовые приборы. Это напоминало просмотр съемочного материала без наушников. Одна из женщин подошла к плите, вернулась к столу и вновь удалилась. Другая метнулась с салфеткой к одному из детей. На коленях одного из мужчин сидел малыш: отец поддерживал мальчика, обхватив спереди рукой. Около лица ребенка мелькали какие-то белые пятна, и Клодетт задумчиво прикидывала, что это может быть – птички, декоративные ленточки, какие-то игрушки? Напряженно прищурив глаза и высунувшись из окна чуть дальше, она разглядела на руках ребенка белые перчатки. Пара белых перчаток, скорее подошла бы разнузданному коту в шляпе из знаменитой сказки про брата и сестру, вынужденных целый день тосковать дома