Мысленно возвращаясь в настоящее, я обнаружила, что в душевой кабинке просто нечем дышать. Водные процедуры пришлось закончить. Накинув белый махровый халат, я вышла из ванной и отправилась на кухню. В оцепенении воспоминаний машинально я приготовила себе большую кружку чая с бергамотом.

В доме было тихо, видимо, мои дети и муж легли спать. Сколько же я провела времени в ванной? Кажется, всю ночь. А ночь только начиналась, стрелки часов показывали двадцать минут одиннадцатого. Ничто не мешало мне насладиться своими воспоминаниями. Я помнила все до мелочей.

Перед глазами всплывает фотография мамы с папой, сделанная в первый вечер их знакомства. Молоденькая девушка и красивый мужчина стояли с бокалами в руках, улыбаясь друг другу. Он был поражен ее красотой, она восторгалась его романами. Разница в возрасте моих родителей ни много ни мало пятнадцать лет. Завязался бурный роман, мама дольно скоро узнала, что ждет ребенка. Папа был счастлив, сделал ей предложение, сыграли пышную свадьбу, родилась я, и мама рванула на съемки. Папа вынужден был все делать сам, он настолько боготворил мою мать, что оставил писательство, чтобы заниматься своим долгожданным первенцем, то есть мной.

Мысленно я возвращаюсь в прошлое, в то утро после отъезда мамы. Папа всегда вставал очень рано, иногда я просыпалась от постукивания карандаша о стол. Это он так думал, сидя за своим рабочим столом, вот уже много лет отец занимал должность главного редактора не слишком популярного литературного журнала. Желание писать так же не покидало его, но из-за меня времени было мало, и за десять лет он не выпустил в печать ни одного романа. Иногда я чувствовала свою вину за то, что мешаю ему полностью отдаться творчеству. Один из его близких друзей любил выказывать свое неодобрение касательно уклада нашей семейной жизни. Вот примерный диалог между отцом и его другом.

– И на кой черт сдалась тебе эта семья, честное слово?!

– По-твоему, было бы лучше Мию в детский дом отправить?

– Нет! Лизу заставить заниматься своими прямыми обязанностями!

– Чтобы она возненавидела меня и ребенка?

– Чтобы ты не закапывал свой талант под пеленки.

– Чертов циник! Я же свою девочку раньше Лизы на руки взял!

– И с тех пор не спускаешь.

– И с тех пор не спускаю, – миролюбиво соглашался отец.

У нас существовала договоренность, что никто из нас двоих не пристает с разговорами после пробуждения, потому как оба отличались скверным настроением по утрам. Я вставала, молча заправляла постель, молча грела чайник и так же молча расставляла на столе все обязательные для утреннего приема пищи продукты. После завтрака настроение улучшалось, и мы начинали оживленно разговаривать.

– Я пойду во двор, пап, можно?

– Погоди, давненько ты не играла на пианино, Мия, за лето забудешь, как пальцами по клавишам стучать, – оторвавшись от книги, бывало, говорил мой отец.

Конечно же, я садилась за инструмент и начинала по нотам играть произведения, которые уже сдала на последнем экзамене и гаммы. У меня обнаружили талант к игре на фортепиано, да я и сама это чувствовала, не то чтобы у меня была блестящая техника, нет, вовсе нет, но в игру я вкладывала всю душу. От этого моей игрой заслушивались, несмотря на частые ошибки, которые я допускала в процессе. Четвертый класс музыкальной школы хорового и фортепианного отделения предполагал четыре часа игры в день. С ужасом я представляла себе седьмой класс.

Мои дневные занятия представляли собой прочтение книг, заданных в школе на летние каникулы, игра на фортепиано, прогулки с моим другом. Временами мы с папой ходили в походы, или в парк, или в магазин игрушек. В общем, дел не много, зато все приятные. Иногда папа заводил со мной взрослые разговоры вечером за нашим обеденным столом или доставал шахматы или шашки, и мы играли до поздней ночи. Лучше всего было, когда приходили папины друзья. Все их разговоры походили на китайскую азбуку, но я все равно любила на них присутствовать, потому что, во-первых, без гостинцев не смел, явиться ни один гость, а во-вторых, со мной обращались как с равной. Никакого сюсюканья и прочего младенческого унижения.