А рота капитана той бригады (фамилия его была Нечаев) себя в бою примерно показала: из строя выводила батареи и до десятка танков грозных «Тигров» оставила на поле догорать.

Был ранен в танке тяжело Нечаев, но всё же не бросал с врагом сраженье. Когда его тридцатьчетверку подбили вдруг снарядом, он направил горящий танк на танк фашистский, в броске таранив «Тигра» в бок собою, как будто гладиатор, в том сраженье жизнь на последок дорого отдал…

Нельзя не вспомнить здесь о героизме, что проявляли жители из местных. Танкистам помогали даже дети, прознавшие о доблестном прорыве.

Вот к северной окраине Тацинской пробилась группа Мельника Бориса, чей номер на броне − «полста четыре», мелькал он тут и там в пылу сражения.

Вдруг выскочил навстречу танку мальчик, он сообщил, что рядом за домами противник затаился с батареей, к аэродрому танкам не пройти!

Он показал, где прячется охрана. И танки вышли в тыл позиций вражьих, и смяли, словно банки, батареи, к аэродрому выйдя без помех.

На оборотной стороне снимка памятного камня написано: «Тацинская, Ростовской обл. Памятник пионерам-героям Грише Волкову и Феде Игнатенко, указавшим путь танкистам 24-го танкового корпуса в декабре 1942 года на аэродром немцев».

Расстреляны фашистами в декабре 1942 года. (Данные о количестве детей разнятся).

А много лет спустя о том парнишке писал в воспоминаниях участник той битвы лейтенант запаса Мельник: «Мальчишка, что помог нам снять засаду, в пылу сраженья как-то потерялся… Его я встретил сразу после боя. Шагал усталый, словно прокопчённый, на шее автомат висит трофейный, на поясе – тяжёлый парабеллум. Был не один, с ним – пара добровольцев, росточком чуть поменьше, ополченцев.

А звали неизвестного героя Гришаня Волков, лет ему – тринадцать. С врагом проклятым дрались те ребята: за дом родной, за милую округу, за улицу, за школу за друзей. Фашисты жизнь им мирную сломали, над Родиною грубо надругались, и потому-то даже ребятишки не побоялись и ввязались в бой. Сознательно, безвестные герои, по зову сердца наравне с отцами, по взрослому с врагами воевали, не за признанье, и не за награды − мальчишки, повзрослевшие в войне…»

Тяжелое смертельное сраженье вёл корпус в окруженье очень долго. И танки маневрировали наши, мотопехоте в схватке помогая.

«Когда же мы станицу оставляли, − писал еще в воспоминаньях Мельник, − то у пруда мне встретился мальчишка, в траншее пулемёт большой, трофейный, прижав к груди, в засаде ждал врага. С ним − два мальца, вконец изнеможённых. Стреляли из немецких автоматов, вдоль улицы по наседавшим фрицам.

Танкист Иван из моего расчёта, в сердцах сказал, чтоб уходили!

Они ушли, но вскоре пулемет их вновь справа от Тацинской застрочил.

Фашистам не составило усилий: насесть всей мощью на мальцов отважных.

Подростков расстреляли, я в бинокль увидел казнь, но был бессилен, да и приказ был – «С боем отходить!»

Мы в боевом порядке шли, а нас противник атаковал дивизией на марше, из группы «Пфайфер», упорно наседая нам на фланги.

И мы, рассредоточась, отбивались, прикрыв обоз, − его вперёд пустили, с трудом мы от врага все ж оторвались.

Оставили они на поле боя семь танков, ну и нам в бою досталось, − ребят немало тоже положили. Колонною к совхозу Коминтерна нам на Морозовск отходить пришлось.

Двадцать четвёртый танковый наш корпус перемещался к северу с боями, задачу завершая, отходили по стылой и заснеженной степи».

* * *

ая газета "Die deutsche Soldatenzeitung” сообщала под заголовком «О тех, кто вырвался из преисподней, или кровавая баня в Тацинской»: