Политический климат изменился. Некоторое его «потепление» люди стали чувствовать ещё в последние годы правления Вильгельма Ватанабэ. Именно тогда с «Пути посередине» Эммита Фокса сняли ярлык «переслащено-гуманистической» (а потому вредной) книги и официально её издали. Потом первые, ещё немногочисленные фоксовские общества признали легальными, и их ряды начали пополняться. По иронии это «потепление» совпало с погодным.
Скорее всего, без потепления (не погодного) Джесер никогда не пошёл бы в гору, не превратился бы в политика. Но вдруг так кстати зазвучали слова «демократия», «свобода», «новый курс», «наука и культура для человека», что амбициозному столичному фоксовцу грех было не воспользоваться ситуацией. Джесер воспользовался. И, кажется, теперь снова холодает.
Позднее
Студентами ни я, ни Грег в итоге так и не стали. Нас занесло в «Проект нуэ».
На момент прихода Джесера к власти мне было шестнадцать. Следующие четыре года я прожил с непоколебимой верой в то, что свободноевразийцы приведут нас к лучшему будущему. К такому, в котором от человека не будет требоваться только труд, труд, бесконечный труд. В котором будут уважать личность и её права.
Отец и мать эту мою веру всячески подпитывали. Своей собственной верой. Родись я на шестнадцать лет позднее, думаю, меня вполне могли бы назвать Себастианом. В то время на свет появилось много Себастианов, Норвиндов и Кристин. Но шестнадцать лет назад в моде были Александры, Карлы, Тэмуджины и Хидэёси. Родители, поддавшись этой моде, дали мне имя в честь древнеримского полководца. Сноутон часто издевается надо мной, заявляя, что у меня римский профиль. А в остальном внешность финно-скандинавская.
О проекте первым услышал Грег. Это была одна из амбициозных затей свободноевразийцев. Рекламную компанию развернули сразу после того, как Палата почти единодушно приняла предложенные ими поправки к генетическому закону. Сама концепция функциональных изменений организма подразумевает не только генную инженерию. Но добрая половина ФИОргов основана именно на генных технологиях. Учёные должны были получить свободу, выходящую за рамки прежнего применения «манипуляций с человеческими генами в терапевтических целях». И они её получили – ровно столько, сколько нужно было для проекта.
Одно из изменений, которым предполагалось подвергнуть будущих нуэ, наделало особенно много шума. Продление жизненного срока. Тех, кто хотел получить такой ФИОрг, было гораздо больше, чем желающих стать рабочей силой, которая обеспечит продвижение человечества в космос и океанские глубины. Но рвущихся в долгожители учёные разочаровали: даже из участников проекта, среди которых слабых не будет по определению, продлевать жизнь станут не всем. Только тем, кого признают физически годными. Но и «годные» процентах в двадцати случаев могут отбросить коньки. Как в лотерее: или выиграешь непомерно долгую жизнь, или значительно сократишь ту, что тебе положена. Одним словом, шум быстро поутих.
Помню, когда меня признали годным, я сомневался – соглашаться или нет. Но не особо долго. Прожить в четыре-пять дольше обычного человека – перспектива заманчивая. Несмотря на двадцать процентов.
Говорят, название «нуэ» придумал сам Джесер. Ещё раз обратился к опыту Ватанабэ и добавил в лексикон новый «японизм». Чтобы дать имя проекту (а заодно и его будущим участникам), он мог бы выбрать любое чудовище из богатого мифологического пантеона, но остановился на нуэ, японском аналоге химеры.
Преобразовательный центр фоксовцы построили в Каране, там же состоялся первый набор добровольцев. Помню, уже тогда мы с Грегом обсуждали, как было бы здорово поехать туда и записаться в проект. Но дальше разговоров дело не пошло. Второй центр открыли в среднеевропейском Мовинграде, третий – в Азии, в Мейлине. Последний, четвёртый – у нас в Сейпио. Почему – не знаю. Сейпио – не второй по значимости европейский мультиполис, и даже не третий. Но появление центра изменило наши с Грегом жизни.