Задумывалась дача как садово-огородное подспорье для выращивания детей: их у супругов было аж трое, а 1990-е не зря лихими называли. А потом стала самым настоящим хобби: катала свои закатки Надежда Петровна лихо, самозабвенно, филигранно, в лучших домах Парижа дрались бы за её хрустящие огурчики да лечо из болгарского перца (если бы, конечно, знали об их существовании). Батареями свои баночки Надежда Петровна выстраивала. Все-все соседи и друзья, не говоря о родственниках, были обеспечены каждый сезон мощной закаточной артиллерией вплоть до майских праздников.

«Поле Чудес» – это пятница. А за нею, как водится, – суббота. И на эту августовскую тёплую субботу на семейный обед в гостеприимный уютный дом Надежды Петровны и Ивана Сергеевича, где они жили с младшей дочерью Любашей, были приглашены старшие дети, уже жившие отдельно: дочка Верочка, воспитателем в детском доме работавшая, да сынок Генка – известный футболист, член сборной страны. Поболтать, пообниматься, о делах друг дружки справиться ну и закаток набрать, сколько увезёшь, как без этого. «Месячник Маминого Урожая» – так шутливо называли август в этой семье.

И вот суббота, все в сборе, стол накрыт, запахи картофельного пюре и жареной в чесноке курочки по всему двору расплываются. Всех своих любимых за стол Надежда Петровна пригласила, а сама торжественная, радостная – необычная – стоит, не садится.

– Давайте, давайте, рассаживайтесь скорее. Генка! Папе стул из спальни захвати! Ну вот. Уселись? Так, как это начать…

– Мам, все в порядке?

– А ты посмотри на нее, Вер. Светится как хрусталь вон в секции. Там какое-то уж очень «в порядке», судя по всему.

– А ну цыц, малышня! – прозвучал отцовский голос.

«Малышня» прыснула и закатила глаза.

– Надюш. Что такое? Ты что это там вертишь за спиной? В лотерею небось наконец выиграла?

– Нет, Ванечка! Не у-га-дал! – и победным жестом Надежда Петровна выставила вперед руку с большим конвертом.

Выждала эффектную паузу.

– В Москву меня пригласили! На «Поле Чудес»! Я давно заявку отправляла, уже и не надеялась. А оно возьми и приди!

И постбальзаковская Надежда Петровна, обладающая парой десятков лишних килограммов, вдруг запрыгала на носочках, как девочка.

– Ой, мам, ты что!

– Да не может быть!

– А нам чего не говорила? Вот тихоня!

– А уже решила, в чём поедешь?

– А съёмки-то, съёмки когда?

– Тихо, тихо, сейчас расскажу. Съёмки, значит, через две недели. Даже не верится, что свеженькое повезу, с пылу с жару! А что это вы притихли? Да неужто вы думаете, что я к Лёнечке Аркадьевичу с пустыми руками приеду? Все, значит, везут, а я что, рыжая? Ну уж дудки! У меня урожай – всем урожаям урожай! И к тому же это ж моя мечта! Много-много лет! Я уже и баночки присмотрела, какие возьму. Одну трёхлитровочку с корнишончиками, двухлитровку с помидорками зелёными и поллитрушку лечо!

– В общем, народ, здесь главное – сразу себе уяснить, что спорить бесполезно, – засмеялся Генка и обнял Надежду Петровну. – Ой, мам, какая ж ты у нас всё-таки умница. Мы тобой гордимся! Правда, народ?

В коридорах «Останкино» Надежде Петровне было, прямо сказать, немного боязно. И банки в сетке так же пугливо стучали друг об дружку – поддерживали морально хозяйку, как могли. Нет, их, конечно, хотели у нее отобрать, пообещали, что сохранят в лучшем виде и до студии донесут, но где там… Не тот человек была Надежда Петровна, чтобы просто так, за здорово живёшь, расстаться со своими закатками. И главное, спросила эта девица ещё так надменно:

– А что у вас там в банках? Сметана?

«Сама ты сметана!» – хотела ответить Надежда Петровна, но только посмотрела на неё выразительно и сказала свысока: