– Дай-ка ее сюда.

Она стерла пыль подолом рубашки, взглянула на свое отражение, отодрала картонку с задней стороны и вытащила газету из-под стекла. Улыбаясь, Эбби перечитала статью и покачала головой.

– Я все еще не разучилась желать…

– Я тоже.

Она снова легла.

– Хочу кое-что подарить тебе. На нашу годовщину.

– Пятью месяцами раньше?

– Удивительно, что ты вообще помнишь дату.

– Мне ничего не нужно.

– Тебе понравится.

– Я ничего не хочу.

– Это именно то, о чем ты думаешь.

– Милая…

– Досс Майклз. – Эбби притянула меня ближе. – Я не собираюсь дарить тебе это здесь. Ничего подобного.

Она отвела волосы с моего лица и сделала игривую гримаску.

– Ни за что.

Видите? Все годы, что я ее знал, Эбби демонстрировала некую черту характера, которую я никак не мог определить. Слово все время вертелось на кончике языка, и мне не удавалось выпустить его на волю. Но если слова от меня ускользали, то смысл – нет.

Я запротестовал:

– Но…

– Не здесь.

Бесполезно спорить с Эбби, когда она начинает так говорить. Больная или здоровая. Хотя Эбби со мной не соглашалась, но она унаследовала это от отца. Единственным возможным ответом было «да, мэм». Странно, каким образом два слова могут изменить тебя навсегда. Я положил газетную вырезку на одеяло перед ней.

– Выбирай.

Она указала не глядя.

– Проплыть по реке от Мониака. Номер десять. Самый сложный.

– Ты осознаешь, что через два дня наступит первое июня?

Жена кивнула.

– Что это – официальное начало сезона ураганов? – добавил я.

Она снова кивнула.

– И что сейчас свирепствуют москиты размером с птеродактиля?

Эбби закрыла глаза и кивнула с хитрой улыбкой. Я ткнул в сторону дома ее родителей, всего в нескольких кварталах от нас:

– А как же он?

Эбби постучала по листку из блокнота, лежащего на столике у постели.

– Когда он узнает, вызовет национальную гвардию, – усмехнулся я.

– Может быть, и нет. – Эбби села и сосредоточилась. – Ты мог бы поговорить с Гэри. Пусть он что-нибудь мне выпишет. Что-нибудь, чтобы… – Она приложила палец к моим губам. – Эй!

Эбби попыталась заглянуть мне в глаза. У нее кружилась голова. И я подумал, как ей должно быть тяжело. Я обернулся к ней.

– Ты когда-нибудь нарушал данное мне слово?

– Насколько я помню – нет.

Она аккуратно сложила вырезку и сунула в карман моей рубашки.

– Ну так и не начинай.

Оба варианта не годились.

– Эбби, река не место для…

– Но там все началось, – прервала она меня.

– Знаю.

– Тогда увези меня туда, – грустно сказала она.

– Милая, там не будет ничего, кроме боли. Повторить то же самое не получится.

– Уж позволь мне судить. – Она посмотрела на юг.

Я предпринял последнюю попытку.

– Ты ведь знаешь, что сказал Гэри.

Эбби кивнула.

– Досс, я знаю, о чем прошу. – Она похлопала меня по груди. – Все говорят, что мы достигли конца… – Эбби покачала головой и поцеловала меня. – Поэтому давай начнем сначала.

Мы так и сделали.

1 июня, 02.00

В ветровое стекло стучал дождь. Каждые несколько секунд по крыше или по капоту ударяла градина размером с мяч для гольфа. Грохот был, как от фейерверка. Я протер стекло ладонью, но толку было мало. Километров за сто до этого тягач, волочивший сломанную гидравлическую трубу, проехал мимо нас по левой полосе и обдал весь перед джипа тормозной жидкостью. Смесь воды с маслом окрасила мир в цвет кока-колы.

Эти земли страдали от засухи. Водоносный слой понизился, и люди повсюду, от Южной Джорджии до Северной Флориды, теперь ограничивали потребление воды. Но мало кто испытывал на себе влияние засухи сильнее, чем река. Она обмелела на два-три метра, и хотя ливень был просто необходим, дождевым водам по большей части не суждено было достигнуть Сент-Мэрис.