– Это потому, что я туда и не заходила, – ответила Мэри-Джейн.

Она взяла чай у Беа сразу, как только он оказался на расстоянии вытянутой руки, и тут же выпила половину, шумно прихлебывая, залив подбородок и тыльную сторону руки. Лак чудовищного, мрачного фиолетового цвета на ее ногтях облупился.

– Я тебя приглашала, – сказала Беа. – Звонила тебе. Трижды оставляла тебе записки в той аптеке.

– Да, знаю, тетя Беатрис. Никто не посмел бы заявить, что ты не постаралась изо всех сил, чтобы заманить нас на ту свадьбу. Но, тетя Беатрис, у меня ведь даже туфель не было! И платья у меня не было. И шляпки. Вот эти туфли видите? Я их нашла. Это мои первые настоящие туфли, а не кеды, которые я носила лет десять! К тому же мне все было прекрасно видно и с другой стороны улицы. И я слышала музыку. Какая чудесная музыка была на вашей свадьбе, Майкл Карри! Ты уверен, что ты не Мэйфейр? На мой взгляд, ты выглядишь как Мэйфейр. Я даже предложила бы найти семь различий между тобой и Мэйфейрами.

– Спасибо, милая. Но я не Мэйфейр.

– О, ты Мэйфейр в душе! – воскликнула Селия.

– Ну, это уж точно, – согласился Майкл, по-прежнему не сводивший глаз с девушки, кто бы к нему ни обращался.

И что только видят мужчины, когда смотрят на такие вот сгустки обаяния?

– Знаешь, когда мы были маленькими, – продолжала Мэри-Джейн, – у нас там ничего не было, только старая масляная лампа и холодильник со льдом, да еще множество москитных сеток, висевших вокруг. И бабуля обычно зажигала ту лампу по вечерам и…

– У вас не было электричества? – перебил ее Майкл. – И давно это было? Как давно такое могло быть?

– Майкл, ты просто никогда не бывал в дельте, – заметила Селия.

Беа согласно кивнула.

– Майкл Карри, мы были скваттерами, незаконными поселенцами, – сказала Мэри-Джейн. – Мы прятались в Фонтевро. Тетя Беатрис могла бы тебе рассказать. И к нам время от времени заявлялся шериф, чтобы нас выгнать. Мы складывали вещички, и он отвозил нас в Наполеонвилль, а потом мы могли вернуться, он на какое-то время оставлял нас в покое, и мы жили себе и жили, пока мимо не проплывал в лодке какой-нибудь двуногий ханжа или какой-нибудь егерь, ну, кто-нибудь в этом роде, и не доносил на нас. Представь, у нас были пчелы, улей на крыльце, для меда! И мы могли ловить рыбу прямо с заднего крыльца. И еще у нас были фруктовые деревья вокруг, пока их не заглушила дикая глициния, ну, знаешь, она же как боа-констриктор, да еще ежевика… Но все необходимое я просто подбирала у дороги, у развилки. У нас все было. Кстати, теперь у меня есть электричество! Я сама врезалась в линию электропередач и тот же фокус проделала с кабельным телевидением.

– Ты действительно это сделала? – удивилась Мона.

– Милая, но это же незаконно! – воскликнула Беа.

– Но я сделала. Моя жизнь куда интереснее, чем про нее врут всякие. Признаюсь, у меня всегда было куда больше храбрости, чем воображения. – Она еще раз шумно отхлебнула чай и снова немного пролила. – Боже, как вкусно! Такой сладкий! Это искусственный подсластитель, верно?

– Боюсь, что да, – согласилась Беа, глядя на Мэри-Джейн в ужасе и смущении, потому что вспомнила, что произнесла слово «сахар».

Как бы то ни было, Беа ненавидела людей, которые неопрятно ели и пили.

– Надо же! – Мэри-Джейн, провела тыльной стороной ладони по губам и вытерла руку о юбку. – Я сейчас пробую нечто, что в пятьдесят раз слаще всего, что до сих пор вообще пробовали люди на земле. Вот потому-то я и купила акции искусственного подсластителя.

– Ты купила что? – переспросила Мона.

– Ну да. У меня есть свой брокер, милая, брокер с пониженной комиссией правда, но он лучший из всех, кого я знала. Он работает в Батон-Руж. Я вложила двадцать пять тысяч долларов на фондовой бирже. А когда разбогатею, я осушу и восстановлю Фонтевро. Я все туда верну, каждый колышек и дощечку! Подожди, увидишь. Ты сейчас смотришь на будущего члена клуба «Пятьсот самых богатых».