Я снимал на камеру и наблюдал в объектив нарастающее белое свечение похожее на туман. Не знаю, что это было – мелкая пыль или пар, но в прежние дни ничего подобного не происходило. Когда плиту сдвинули, помещение стало интенсивно наполняться странным ароматом, похожим на восточное благовоние. Очень резким, притягательным и дурманящим. Вместе с непонятным запахом в подземелье расползалось чувство тревоги, а потом у всех возникло ощущение, что не хватает воздуха. Люди стали задыхаться. Рабочие сделали неловкое движение, плита треснула, и внезапно погасли все осветительные приборы. У меня без видимых причин отключилась камера. Нами овладел первобытный ужас, все бросились к выходу. Начальник экспедиции с трудом пресек панику и объявил перерыв.

Я на ослабевших ногах выбрался на улицу и зашел в ближайшую чайхану. К тому времени о раскопках в мавзолее Гур-Эмир знал уже весь Самарканд. На площади толпилось много любопытных, большинство из которых не одобряли происходящее. В чайхане сидели три седобородых старца в потертых азиатских халатах и тюбетейках. Один из них бережно держал старинную книгу. Увидев меня, молодого человека в наглаженных черных брюках и белой рубашке, вышедшего из мавзолея, он спросил:

– Наверное, ты начальник. Твои люди могилу Тимура уже вскрыли?

– Только начали.

Он встал с колен и ухватил меня за руку. Его лоб бороздили глубокие морщины, а глаза выражали неподдельную тревогу:

– Тогда еще не поздно все исправить. Вели остановить работу. Кости Тимура нельзя извлекать из могилы. Иначе начнется большая война. Об этом написано здесь.

Аксакал раскрыл толстую книгу в потрескавшемся кожаном переплете. На пожелтевшей странице я увидел фразу на арабском языке. Мама учила меня читать Коран, и я понял смысл написанного. «Тот, кто тронет прах великого Тимура, разбудит дух войны».

– Не тронь Тимура, – еще раз предупредил старец. – Иначе начнется большая война, и прольется много крови.

Я вспомнил первый странный эффект от сдвинутой могильной плиты жестокого завоевателя, и мне стало не по себе. Загадочный старик показался мне сказочным колдуном, предупреждающим героя: направо пойдешь – коня потеряешь, налево – голову свернешь. Я поверил ему и кинулся за начальником экспедиции Кара-Ниязовым. Тот пришел, но лишь посмеялся над стариками и назвал их невеждами. Гордые аксакалы ушли. На их мудрых лицах не было обиды, а лишь сожаление и скорбь.

Я понимал, что совершается что-то непоправимое, и решил попросить стариков снять книгу с пророчеством на камеру. Я видел, как они завернули за угол, и через мгновение был там. Но их и след простыл. Они словно растворились в жарком июньском воздухе.

Работы по вскрытию гробницы Тимура возобновились, и вечером Герасимов с ликованием извлек кости правой ноги с шишкой на колене. Великий хромой был найден. Потом антрополог бережно приподнял череп Тимура. Все смолкли. Я навел камеру. Пустые глазницы источали холодное давление. В какой-то момент они явно посветлели. Я отпрянул и потерял фокус. Мне показалось, что Тимур посмотрел мне в глаза и нагло улыбнулся.

В вечерних новостях по радио сообщили о нашем открытии, но мало кто этому обрадовался. А утром по английскому радио прошла информация о нападении Гитлера на Советский Союз. Пророчество древней книги сбылось.

Малик Касымов склонил лицо и закрыл глаза ладонями.

– Вы твердо верите в это? – спросила я, пытаясь вывести его из раздумий.

– Конечно! Сразу после сообщения о войне мы позвонили Первому секретарю Компартии Узбекистана и рассказали о предсказании странных аксакалов. Он закричал, что надо было звонить еще вчера и не отпускать стариков с книгой, а теперь вся ответственность лежит на нас. – Касымов отвернулся и прошептал: – А ведь я хотел в тот момент позвонить ему, но не решился. Я мог предотвратить войну, но…