– Я жду вас больше двух часов…

В ее голосе послышалась укоризна вперемешку с тревогой. Только теперь я заметил, что у нее глаза больного человека – красноватые, с лихорадочным блеском.

– Зачем? – спросил я, усиленно соображая, что за известие мне придется сейчас услышать.

Но в голове все еще звенели фанфары и гулял балдеж, поэтому здравые мысли пока находились на отдыхе. Лишь где-то далеко вдруг диссонансом прогудел варварский рожок, от которого, как круги на воде от брошенного камня, начала волнами исходить пока еще не осознанная тревога.

– Я мама Веты, – сказала женщина, как-то странно сглотнув – будто протолкнула застрявший в горле комок.

Я опешил. Какой Веты?! У меня девушек с таким именем отродясь не води…

Стоп! Вета… Это сокращенное от Елизаветы, насколько мне помнится. Лиза-Лизавета, Элизабет… Бет! Это было имя моей подружки. Обычно я звал ее Лизаветой, но чаще всего Бетти или Бет. Мне нравилось звучание этого слова. Бет и Ника – это емко, кратко и вообще клево. Бетти не какая-то там провинциальная Лизка, которая коз пасет.

Так это, значит, Ветой мою подружку звали домашние, а передо мной стоит будущая теща? Тьфу, тьфу, изыди! Неплохо бы плюнуть через левое плечо, да как-то неудобно. Я все же воспитанный человек… местами.

Но к своим потенциальным тещам отношусь, как к тем личностям, что летают на метлах. Я их просто боюсь. Мои бывшие подружки много раз пытались затащить меня к себе домой на смотрины, но я отбрыкивался от этой чести как только мог.

Соврать, что к ее Вете-Лизавете я не имею никакого отношения? Ну, это уже будет слишком. Я не мальчик и меня такой компромат мало волнуют. Тем более что у нас с Бет все было по согласию.

Неужто она подослала для разборок мамашу? Не похоже. Бетти девочка самостоятельная и не по годам смышленая. Она сама пасть порвет, кому хочешь.

Тогда зачем эта женщина здесь? Нехорошее предчувствие вдруг сыпануло мне за шиворот несколько горстей снега. Я даже вздрогнул.

– Очень… приятно, – ответил я с запинкой.

– Скажите, Вета… Лиза у вас? – Похоже, моя собеседница все-таки сообразила, что домашнее прозвище дочери ее друзья-товарищи могут и не знать.

Ни фига себе заявочки! Значит, Бет не ночевала дома… А где она провела ночь? И с кем? Блин! Я вдруг почувствовал дикую ревность. Для меня такое состояние было новостью. И тем не менее я неожиданно ощутил себя злостным частником, мужиком, которому наставили рога. Это же надо так – с одной теплой постельки в другую! Ну ладно, дорогая Бетти, я с тобой разберусь…

– С какой стати? – ответил я грубо.

– Извините, я не понимаю…

– Что тут непонятного? Вашей Лизы, – сказал я с нажимом, – у меня нет.

– А где она? – На лице женщины появилось выражения какой-то детской обиды и недоумения.

– Вопрос не по адресу.

– Но она была у вас вчера вечером…

Это женщина сказала утвердительным тоном. Значит, Бетти докладывала мамаше, где находится. Разумно. Ну а мне деваться некуда – нужно колоться.

– Да, была. Но потом вызвала такси и уехала.

– Куда?

– До сих пор я думал, что домой.

– Но дома ее нет!

– Может, она у кого-то из подруг? – высказал я маловероятное предположение, все еще во власти ревности.

Я знал, что Бет своих подруг особо не жалует. Уж не знаю почему. И тем более никогда у них не ночует. Это мне известно с ее слов. И думаю, что она говорила правду. Зачем ей было врать в этом вопросе? Будь она похитрей, себе на уме, сказала бы, что для нее ночевка у подружек – привычное дело. Так иногда поступают даже замужние дамы, чтобы скрыть от супругов свои похождения. Подруга не выдаст… по идее.

– Я опросила всех, – устало сказала женщина. – Вчера Лиза даже не звонила им.