С другой стороны, поскольку каждый волен заверять в своей лояльности кого угодно, настоящий макиавеллист вполне может рассмотреть и вариант, при котором убедит в верности и готовности оказать безоговорочную поддержку сразу нескольких соперничающих претендентов на ключевую должность. Ведь карты можно не раскрывать, пока не придет время действовать. Также следует помнить и о том, что ставка не на ту лошадь чревата лишь приостановкой карьерного роста, а не крахом всей карьеры. К тому же все эти клятвы верности и предварительные союзы не афишируются и не на камне высекаются. Новые «власти предержащие», вполне вероятно, со временем также станут искать у вас поддержки. Хотя куда более серьезная угроза для вас будет исходить не от них, а от ваших прямых врагов, то бишь от тех, кто занял должности, на которые вы имели неосторожность рассчитывать.

В идеале же лучше всего заверять в лояльности того, кто окажется следующим победителем в борьбе за власть, и использовать всё имеющееся у вас влияние для обеспечения его реальной победы.

VI. Никому нельзя доверять

Всегда помните о первом принципе, ибо он – ключ ко всем остальным: корпорации не являются социальными институтами. Всякое их подобие человеческому сообществу иллюзорно; люди работают на них в своекорыстных интересах, преследуя личные цели. И у каждого на уме собственная программа действий. Вышесказанное не исключает возможности «дружбы» с сослуживцами. Просто нужно постоянно помнить, что это не настоящие друзья, а случайные коллеги по работе, просто они пришлись вам по душе больше всех остальных.

Самое важное: когда кто-то (включая «друзей») что-либо говорит вам или спрашивает, всякий раз анализируйте, что у него на уме. Невинных вопросов не бывает. Всё сказанное вами может в любой момент быть использовано как вам на пользу (и способствовать карьерному росту), так и против вас, вплоть до обрушения всей вашей карьеры. Одно неосмотрительное замечание способно порой перечеркнуть годы трудов.

Великий французский дипломат Шарль Морис де Талейран-Перигор[8] (более известный в истории просто как Талейран) ухитрился с равным успехом и блеском послужить двум монархам. Сначала – Наполеону Бонапарту, главе новой республики, созданной в результате Великой французской революции. А затем Людовику XVIII (брату короля, отправленного революционным Конвентом на гильотину) – когда тот взошел на престол после поражения Наполеона и реставрации монархии. Впечатляющее мастерство – суметь поочередно побывать неоценимым слугой у двух хозяев, питавших друг к другу смертельную ненависть.

До прихода в политику Талейран был епископом, а из его полного имени нетрудно сделать вывод о его аристократическом происхождении, однако гильотины он сумел благополучно избежать, своевременно отбыв из Франции накануне критических событий. Сначала он переждал массовые казни, находясь в Англии, где вел переговоры о мире между новой Французской республикой и Великобританией. Потом, после того как британское правительство выслало всех французов из страны, а на родине революционный Конвент уже выпустил ордер на его арест, нашел убежище в США. Трудно даже представить, как Талейрану, этому обломку ancien régime[9], удалось войти в полное доверие к Наполеону, являвшемуся до принятия им более традиционной императорской ипостаси пламенным сторонником революции, – и как после этого он сумел завоевать такое же полное доверие Людовика XVIII. Талейран активно интриговал против Наполеона, когда почувствовал, что тот заинтересован в расширении своей империи больше, чем в обеспечении безопасности Франции. Именно в тот период Наполеон дал Талейрану памятную характеристику: «вы – грязь в шелковых чулках!». И заявил, что мог бы «разбить его как склянку, но беспокойство того не стоит». Людовик XVIII, вернувшись на престол, также питал понятное недоверие к государственному мужу, столь много сделавшему в свое время в поддержку Наполеона, а до этого страстно приветствовавшему антимонархическую революцию. И хотя его хозяева вовсе не испытывали к Талейрану безоговорочного доверия, но не в их интересах было отказываться от неоценимых услуг этого блестящего дипломата, обаятельного и сказочно хитрого. Он, обладавший уникальным даром убеждения, позволявшим договариваться с монархами и императорами, способен был изменить ход истории точно сформулированной немногословной фразой, оброненной за карточным столом в великосветском салоне.