Отвечая на подачу Димы, Перри выбрал тактику, которую позволял себе только со слабыми противниками. Он стоял прямо, почти касаясь пальцами ног линии подачи, принимал мяч сразу после отскока и посылал его через весь корт под углом или вбивал в землю неподалеку от того места, где торчал, скрестив руки на груди, светловолосый охранник. Но прошел этот номер всего пару раз, а потом Дима раскусил подвох и заставил Перри отступить к задней линии.

– И тогда, кажется, я слегка остыл, – подытожил Перри, мрачно усмехаясь и проводя по губам тыльной стороной запястья.

– Перри пер на него танком, – заметила Гейл. – Но Дима – отличный спортсмен. Просто удивительно для его роста, веса и возраста. Правда, Перри? Ты сам так сказал. Ты сказал, что он попирает закон тяготения. И при этом ничуть не задирает нос. Славный парень.

– Он не прыгал за мячом, а как будто летал, – согласился Перри. – И да, Дима хороший партнер, ничего не скажешь. Я думал, будут скандалы и споры насчет заступов – но ничего подобного. С ним действительно было приятно играть. Хитрый, как черт. Медлил с ударом буквально до самой последней секунды.

– А ведь он хромал, – взволнованно вставила Гейл. – Дима предпочел играть на склоне, чтобы было удобнее – правда, Перри? Он все время держался очень прямо, как будто кол проглотил. И на колене у него была повязка. И все-таки он порхал!

– Ну, мне пришлось немного придержать, – сказал Перри, неловко пощипывая бровь. – Честно говоря, когда мы разыгрались, он стал пыхтеть как паровоз.

Но, несмотря на усталость, Дима как ни в чем не бывало продолжал допрашивать Перри в промежутках между геймами.

– Ты большой ученый? Если что, взорвешь к черту весь мир? – спросил он, отхлебнув воды со льдом.

– Нет, вовсе нет.

– Чиновник?

Эта игра в угадайку начинала утомлять.

– Нет, я преподаватель, – ответил Перри, очищая банан.

– То есть… ты студентов учишь? Профессор, что ли?

– В яблочко. Я учу студентов. Но я не профессор.

– Где?

– Сейчас – в Оксфорде.

– В том самом университете?

– Точно.

– И что ты преподаешь?

– Английскую литературу, – ответил Перри, не желая признаваться абсолютно постороннему человеку, что будущее у него весьма туманное.

Но любопытство Димы не знало границ.

– Слышь, а Джека Лондона знаешь? Самый известный английский писатель.

– Лично не знаком.

Дима явно не понял шутки.

– И тебе он нравится?

– Просто обожаю.

– А Шарлотта Бронте? Тоже нравится?

– Очень.

– Сомерсет Моэм?

– Чуть меньше.

– У меня все их книги есть. Полным-полно. На русском. Шкафы битком набиты.

– Прекрасно.

– Ты читал Достоевского? Лермонтова? Толстого?

– Конечно.

– У меня они тоже есть. Все лучшие писатели. И Пастернак. Знаешь что? Пастернак написал про мой родной город. Назвал его Юрятин. На самом деле это Пермь. Пастернак, блин, назвал его Юрятин – хрен знает почему. Писатели так всегда делают, они чокнутые. Видишь мою дочь? Ее зовут Наташа, ей плевать на теннис, она книжки любит. Эй, Наташа, поздоровайся с Профессором.

Неторопливо и рассеянно, явно намекая, что ей помешали, Наташа подняла голову и отвела волосы с лица. Перри только успел подивиться ее красоте, а девушка уже вновь погрузилась в чтение.

– Стесняется, – объяснил Дима. – Не любит, когда я ей кричу. Видишь книжку? Это Тургенев. Известный русский писатель. Мой подарок. Она хочет книжку – я покупаю. Ладно, Профессор, твоя подача.

– И с тех пор я стал Профессором. Сто раз ему говорил, что я не профессор, но он не слушал, поэтому я сдался. Через пару дней меня весь отель звал Профессором. Чертовски странно это слышать, особенно когда ты решил вовсе бросить преподавание.