Дом очень своеобразный. Постройка 70-х годов и соответствующее заселение. Престижное, хорошее место, центр города. Но расслоения тогда еще не произошло. Подъезд имел совершенно ужасный вид, то есть все атрибуты советского подъезда: изгаженный лифт с затушенными бычками, подъезд с различными надписями, шприцами, пивными бутылками. И соответствующий народ: жили очень приличные, достойные люди – преподаватели мединститута, ЮУрГУ. Но жило несколько семей откровенной шпаны. В частности, под нами (у нас была 5-комнатная квартира, но ее переоборудовали в 4-комнатную) некая дама, которая имела пятерых детей, мать-героиня. Но все эти дети периодически садились в тюрьму, выходили оттуда, и в полном составе мы их ни разу не видели. И пара семей подобной же публики. То есть они жили своей жизнью. Глава семейства, старший брат, имел кличку Косой, на которую охотно откликался, по-иному его и не звали. Летом эта компания сидела во дворе за деревянным столом, там было пиво. Потом они занимались мелким бизнесом: притаскивали остовы битых машин, разбивали их во дворе на металлолом с соответствующими звуками, зимой пытались организовывать стоянку в этих же остовах старых машин, протягивали туда обогреватель, пили пиво, приходили к ним подружки, пытались за деньги сторожить машины, оставленные во дворе. Но тогда не было еще популярно хранение машин вне гаражей. Машин было меньше намного. Видимо, бизнес шел не очень. И вот эта публика плюс приблудные наркоманы создавали своеобразный дух во дворе и в доме. Спасибо администрации Советского района и Михаилу Буренкову, который руководил ей. За время нашего не очень долгого проживания в этом доме в подъезде дважды делали ремонт, но без успеха. Как только мыли подъезд, белили, красили стены, с еще большим остервенением начинали тушить окурки, писать слова, гадить, выбрасывать бутылки. Мы поняли, что это пустое занятие – наводить порядок. Но речь не об этом.

В этот день была защита докторской диссертации у Алексея Привалова. Но защита была где-то в районе обеда. Утро. Обычный рабочий день. И я любил пешком ходить на работу. Не так далеко, достаточно интересно. Я помню, как я спустился вниз, открываю дверь, и на входе стоят три парня, даже молодых мужика, внимательно, узнавающе на меня поглядели, пропустили вперед. Как-то было странно, но я, занятый своими мыслями, прошел по двору вдоль дома, и выходя уже на проезжую часть, вижу, как за мной бежит один мужчина с криками «Мужчина, стой!», а два приближаются вдоль улицы Воровского. Я понял, что дело совсем нехорошо: сзади бегущий нагоняет, заносит руку, наносит удар. Я каким-то чудом, не будучи спортсменом, уворачиваюсь, удар приходится по лицу, но вскользь – по губам. В руке был, судя по всему, кастет или свинчатка. Видимо, свинчатка, потому что на коже порезов не было, но губа, щека были разбиты очень здорово. Я успеваю развернуться, пнуть его по яйцам, он загибается, подбегают еще двое. Я успеваю добежать практически до проезжей части, меня догоняют, роняют, я скручиваюсь на четвереньки, продолжаю ползти к проезжей части. Меня пинают, я прикрываю голову. Кричу очень громко нецензурные слова. Открываются несколько форточек в доме, оттуда тоже начинают что-то кричать. Спасибо мужику. Обидно, что не запомнил ни номер машины, ни как его зовут. «Жигули», темно-синяя «четверка» с прицепом. Он остановился рядом со мной и просто включил гудок. Двое пинающих схватили портфель, который висел через плечо, убежали в дома к частной застройке. Третий, которому я, видимо, попал все-таки по яйцам хорошо и он не вмешался в драку, тоже подсобрался и побежал. Я сумел разогнуться, понял, что, в общем, цел: нет переломов, нет сотрясения мозга, по физиономии течет кровь. Мужик, спасибо, подсадил, спросил: «Ты где живешь? Давай подвезу». Я ответил: «Живу вон там». «Помощь нужна?» «Нет». Поднялся домой к ужасу домашних. Была вызвана милиция. Обычные, достаточно бестолковые дознавательные действия: фотороботы, бессмысленная черная шапка, вязаная шапочка, черная куртка, невнятные выражения лица – никаких особых примет.