Через некоторое время она расслабила ноги и позволила себя пощекотать.

Потом села.

– Ли, ты больной?

– Нет. – Он выдавил смешок. – Вовсе нет.

– Выбирать профессию!.. Сказанул! Да каким образом? Мы не можем все учесть!

– Просто думаю об этом. Нечасто. Почти никогда.

– Чудные у тебя мысли. Звучит… прямо до-У.

– Больше не буду, обещаю. – Он поднял правую руку, и браслет съехал. – Клянусь любовью к Семье! Иди сюда, я тебя полижу.

Она с озабоченным видом опустилась на одеяло.

На следующее утро без пяти десять позвонила Мэри СЗ. Попросила зайти.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– Хорошо. Иду.

– Зачем ты понадобился ей в воскресенье? – удивилась мать.

– Не знаю.

Скол знал. Анна ВФ позвонила наставнику.

Он ехал на эскалаторе, все вниз и вниз, гадая, много ли рассказала Анна и как ему теперь выкручиваться; неожиданно к горлу подступили слезы и захотелось признаться Мэри, что он больной и эгоистичный лгун. На соседних эскалаторах товарищи безмятежно улыбались и с удовольствием слушали бодрую музыку из динамиков; один он чувствовал себя виноватым и несчастным.

В отделении наставников было непривычно тихо. Кое-где переговаривались, однако большинство кабинок пустовало, на столах царил порядок, кресла ждали хозяев. В одной из кабинок товарищ в зеленом комбинезоне ковырял отверткой телефон.

Встав на кресло, Мэри украшала рождественскими флажками картину «Уэй обращается к химиотерапевтам». На столе лежали мотки красных и зеленых флажков, стоял открытый телекомп и контейнер чая.

– Это ты, Ли? – спросила она, не оборачиваясь. – Быстро!.. Садись.

Скол сел. На экране телекомпа горели зеленые символы. Кнопка «ввод» удерживалась в нажатом состоянии с помощью сувенирного пресс-папье из РОС81655.

– Не падай, – приказала Мэри гирлянде и, не отрывая от нее глаз, слезла. Флажки не шелохнулись.

Она придвинула кресло, улыбнулась и села; взглянула на экран, отхлебнула чая и снова улыбнулась.

– Товарищ говорит, что тебе нужна помощь. Девушка, которую ты вчера трахал, Анна… – Мэри бросила взгляд на экран. – ВФ35Х6143.

Скол кивнул.

– Я сказал неприличное слово.

– Два, но это не важно. По крайней мере, по сравнению с остальным. Ты предлагал представить, что нет Уникомпа, и выбрать себе профессию.

Скол принялся рассматривать красно-зеленые мотки флажков.

– И часто ты об этом думаешь, Ли?

– Только изредка. В свободный час или ночью; в школе и во время телепередач – ни разу.

– Ночь тоже считается. Ночью надо спать.

Скол молчал.

– Когда это началось?

– Не знаю, несколько лет назад. В Евр.

– Дедушка научил?

Он кивнул.

Мэри бросила взгляд на экран и снова посмотрела на Скола – с сочувствием.

– Тебе не приходило в голову, что «решать» и «выбирать» – эгоистично?

– Да, может быть. – Скол водил пальцем по краю стола.

– А я здесь на что, Ли? Зачем нужны наставники? Помогать, так ведь?

Он кивнул.

– Почему ты не сказал мне? Или наставнику в Евр? Зачем ждал, не спал ночами и тревожил эту девушку?

Скол пожал плечами, глядя на потемневший от нажима ноготь.

– Вроде как… интересно.

– Вроде как интересно… Было бы интересно вроде как поразмыслить, что за доунификационный хаос начался бы, выбирай мы сами себе профессию. Ты об этом думал?

– Нет.

– Так подумай. Представь, что сто миллионов товарищей решат стать актерами на телевидении и ни один не захочет работать в крематории.

Скол поднял на нее глаза.

– Я очень болен?

– Нет, хотя к тому шло, если бы не Анна. – Она сняла с телекомпа пресс-папье, и зеленые символы на экране исчезли. – Коснись.

Скол приложил браслет к считывающей панели, и Мэри застучала по клавиатуре.

– За время учебы в школе ты написал сотни тестов, и в Уникомпе хранятся результаты. – Ее пальцы летали над десятком черных клавиш. – У тебя были сотни встреч с наставниками, и Уникомпу тоже о них известно. Он знает, какие специалисты нужны и кто есть в наличии. Он знает все. А теперь скажи: кто сделает более правильный, обоснованный выбор: ты или Уникомп?