Жена прославленного художника обречена на постоянное ревнивое внимание, вынуждена встречаться и мило общаться с людьми, с которыми в иных обстоятельствах не имела бы ничего общего. А если в глубине души она боялась этого мира и занимала оборонительную позицию?

Чтобы не утонуть окончательно в бесконечных версиях, Тремейн запретил себе искать ответы на неожиданно возникшие вопросы. В любом случае его романтично настроенная душа с радостью встретила предупредительность, проявленную Адрианом в отношении супруги. В то время как святость брака нередко катится под откос вместе с другими моральными ценностями, особенно приятно найти человека, прилюдно ухаживающего за собственной женой.

Прощаясь с хозяйкой дома, Мордекай Тремейн поделился своими впечатлениями. Выдержанное вино смягчило чувства, и мир предстал в преувеличенно сентиментальных красках. Анита Лейн взглянула на него с любопытством и сухо осведомилась:

– По-прежнему читаете «Романтические истории», Мордекай?

Несмотря на лирическое настроение, он уловил в голосе критическую ноту и уточнил:

– Что вы имеете в виду?

– Ничего особенного. Забудьте. Порой лучше витать в облаках.

Тремейну хотелось продолжить беседу, однако хозяйка уже отвернулась, чтобы проститься с другими гостями, а в его блаженно-приподнятом состоянии все сомнения казались преувеличенными.

Возможно, это произошло потому, что Мордекай Тремейн часто вспоминал о художнике, а в последующие недели его имя попадало в поле зрения так много раз, словно было предначертано судьбой. Газеты печатали сообщения о выступлениях Адриана Картхэллоу на различных собраниях и встречах. Как правило, высказывания носили резкий, язвительный характер и вызывали недовольство определенной части общества, чем неизменно привлекали к себе внимание. Не возникало сомнений, что ради этого скандальные речи и произносились. В прессе появлялись фотографии Адриана Картхэллоу во время светских раутов – всегда рядом с очаровательной супругой.

Мордекай Тремейн заинтересовался. Начал читать все, что было написано о блестящей творческой карьере, проследил восхождение от картины к картине, начиная с того момента, восемь лет назад, когда неизвестный художник явился в Лондон с рулоном холстов под мышкой и начал упорное наступление на Королевскую академию искусств.

Игнорировать Картхэллоу было невозможно. В этом заключалось основополагающее свойство мощной натуры. Его картины вызывали бурные дискуссии, но их техническое совершенство не вызывало сомнений. Сразу укрепилось мнение, что мастер умел держать кисть и уверенно стоял на своем в публичных обсуждениях творческого метода того или иного художника. Эти качества позволили преодолеть антагонизм, который неизменно встречает новичка, стремящегося проникнуть в круг избранных и при этом не голодать на чердаке, умирая в печальной безвестности.

Во всяком случае, Картхэллоу никогда не признавался в том, что голодал, хотя его умения, несомненно, требовали долгих лет неустанного труда. Даже гений должен каким-то образом поддерживать свое физическое существование, пока творческий дух витает в облаках, а рука учится точно передавать тонкости замысла.

Неизвестно, где и как жил Адриан Картхэллоу, прежде чем из Парижа приехал в Лондон – центр мира, который твердо вознамерился завоевать. Говорят, он жил в Буэнос-Айресе, Чикаго и Бостоне. Кто-то слышал, как сам он однажды признался, что учился в Риме, у неизвестного широкой публике талантливого художника, в полной мере владевшего секретами Микеланджело и Тициана. Картхэллоу утверждал, будто подружился со стариком в последние, отягощенные бедностью годы, и оплатил лечение его дочери в швейцарском санатории. В знак благодарности мэтр поделился священными тайнами ремесла.