– Учись, Борька, играть, – говорил он. – Со скрипкой ты всегда будешь иметь кусок хлеба.

И Борис играл. Выучился быстро, все мелодии ловил на слух, дядя удивлялся, откуда в парне такой талант, не иначе цыганская кровь взыграла! Парень теперь иногда помогал дяде играть на очередных мероприятиях горожан.

Чтобы не отвечать на вопрос девушки, Борис поспешно спросил:

– А ты, куда бушь поступать опосля школы?

– В Киев поеду. Хочу поступить в консерваторию. А ты разве изменишь музыке?

– Не-е, я в военное училище пойду, – тряхнул кудрями Борис.

– Подожди, а как же скрипка? Ты же неплохо усваиваешь ноты… – удивилась девушка.

– Вот именно! Не плохо… А должен отлично. Читать ноты, как ты, с листа. В армии есть военные оркестры. Там буду играть, – потупился виновато парень. – Если, конечно, меня примут.

– Странно… Ты никогда не говорил об армии.

– Вишь ли, нас в семье пятеро ртов, я шестой. И отец не дюже здоровый. Не потянуть мне консерваторию. А в училище одежа, форма и еда бесплатные, – обстоятельно пояснил парень.

– А как же музыка? – сделала большие глаза Эля.

– Что музыка? Останется увлечением. Буду на свадьбах в селе играть. Есть тако иностранное слово – хобби. Вот ты немецким занимаешься, что для тебя этот язык? Ты же не собираешься в Германии жить. Это тоже своего рода хобби.

– Я хотела прочитать в подлиннике Шиллера и Гете, – пояснила девушка.

– И как? Получается? – скептически скосил в ее сторону глаза Борис.

– Разговорный немецкий получается. И грамматику постичь можно. Читать на немецком стихи, – тяжело, – призналась она.

Во время занятий музыкой молодые люди могли поговорить на отвлеченные темы, рассказать о своем детстве, успевали поделиться своими увлечениями помимо музыки, поэтому Борис знал о занятиях Эли немецким языком. Отец Эли поощрял ее увлечение, говорил, немцы многого добились в области техники, поскольку у нас с ними имеется пакт о не нападении, возможно, его пошлют на стажировку в Германию, тогда он Элю возьмет в качестве переводчицы.

Эльвира, действительно, брала уроки немецкого языка у престарелого прибалтийского немца, родители которого до революции служили в России, во время первой мировой войны остались в России. После революции родители не приняли новую власть, уехали жить в Пруссию, сын с ними не поехал, воевал на стороне красных, имел желание перенести революцию к себе на родину. В Германии, как известно, случилась революция, которую быстро задавили. Позже он разочаровался в идеалах революции, в коммунистической риторике, красный террор и вовсе отвернул его от бывших однополчан, он хотел уехать к родителям, только железный занавес захлопнулся, и он остался жить в Одессе. Преподавал немецкий язык в училище, затем ушел на пенсию. Вздыхая, он рассказывал Эле о своем жизненном пути, при этом говорил:

– Если бы победили белые, то сейчас бы мы везде читали, что враги народа это нынешние правители, а господа Врангель, Деникин и еже с ними – истинные борцы за справедливое общество. Памятники стояли бы им, а не нынешним вождям: глупым и амбициозным.

Элю коробило от его слов. За такие мысли вполне можно угодить куда следует.

– Разве белые могли победить? – возражала Эля. – Против них восстал весь народ. Нас даже страны Антанты не смогли одолеть, – говорила она убежденно то, чему ее учили в школе.

– Эхе-хе, – откашливался старый человек, – многого ты не понимаешь… Да и не можешь понимать. Молодая ты еще…

В некотором смятении уходила Эля от старого учителя. Все же как преподаватель он был превосходный, Эля быстро усвоила немецкую грамматику, довольно сносно говорила по-немецки. Знала, за такие речи его могли привлечь к ответственности. Поэтому старалась никому не говорить о высказываниях своего учителя.