Данил и Егор переглянулись. Дело дрянь. Нет, Макс и раньше любил попиздеть, постращать, нагнать жути или несмешных анекдотов. Но сейчас это было необычно.

– Я слышал, что с поехавшими нужно во всём соглашаться. Поэтому… Ну… Да. Допустим, – начал Данил.

Егор предпочёл не вмешиваться. Выжидал.

– Зацените. Я тут отметок оставил. Видите, прямо от здания, земля какая-то тёмная. Явно с ней что-то не так.

– Ага, это называется влажность. Солнце-то не всегда припекает, разве нет? А тут ещё и дожди прошли.

– Ты, мудила, не слушаешь ёптыть! Смотри внимательно, – Макс тыкал в землю.

Друзья решили, что у него действительно свистит фляга. Решили пока что согласиться.

– Допустим, – сказал Егор, – дальше-то что?

– Кароч! Теория, не, как там? Гипотеза! Во! Гипотеза! Каждое заброшенное здание – центр разрухи. Если его не убрать, разруха перекинется на соседние дома.

– Типо как пожар? – вмешался Данил.

– Да! Типо как пожар, ёптыть.

– И чё мы с этим сделаем?

– Вот это я и хотел у вас спросить. Может идеи есть? Пока что я ограничился заметками радиуса разрухи. Или как это ещё назвать? Разложение не подходит, сечёте?

– Ну да, не подходит…

За рассуждениями и размышлениями парни не разглядели метода борьбы с расширяющейся «разрухой». Решили разве что пометить «порченную землю» палками и камнями – наспех сварганенными символами. Через неделю, дескать, можно будет точно убедиться в работоспособности подростковой шизотеории: увеличивается ли степень разрухи или нет.

На рассуждениях о том, что вообще происходит и разошлись. Каждый, правда, отвлекался с вопросов вселенской важности на свои проблемы. Егор тревожился – отец уже вторую неделю не выходил на связь. В принципе, причин для беспокойств, пока что нет: самое большее, сколько по времени не было связи – полтора месяца, а тут две недели, подумаешь?..

Парни напряглись, когда на территории каждого заброшенного здания, будь то стройка, частные дома, или недействующие предприятия, стали находить странные символы и убитых животных. Это было страшно. Тревожно. «Стрёмно» – с определения Макса.

Настолько тревожно, что парни не побоялись сообщить о находках сторожам. По крайней мере, там, где они были.

– Парни, скажите честно, это вы сами сделали?

– Ну да, а сообщили зачем?

– Чтобы отвести подозрения. Вы меня тоже поймите, – говорил Афанасий Васильевич – сторож заброшенного стекольного завода, – я старый, мне уже шестой десяток идёт, я разное повидал. Так что давайте без обиняков. Не знаю, чего вы там в интернете своём понасмотрелись, а завязывайте с этим, пока слишком поздно не стало.

– Да-а-а-а, блять! – сказал Максим. Он с ненавистью пинал каждый камень, попадавшийся на пути.

– Ясен-красен, они нам не верят.

– А ты бы сам поверил? – спросил Данил.

– Да хуй знает! Но разобраться бы хотя бы попытался.

Парни посмотрели на белую газельку, покрытую пылью, с шумом полуисправного двигателя пересекающую линию пешеходного перехода.

– Вот в такой рухляди и ездят полные психи, – выдал Егор.

– Да брось ты! Ещё скажи, что каждый фургон принадлежит какому-нибудь маньяку, похищающему людей.

– Как бы те сказать… Не каждый владелец стрёмного карцера на колёсах – маньяк, но так сложилось, что большинство маньяков водят какой-нибудь гроб на колёсах, сечёшь?

Выпал первый снег. Слишком тонкий для снежков слой покрыл перемороженную грязь.

– Скоро по заброшкам не походишь. Да и из-за снега хрен разглядишь почву, – говорил Макс.

– Может, оно и к лучшему… Мне вообще поднадоело. Нихера не нашли, только время потратили, – говорил Егор.

– Да, мать мне запретила шлятся по малолюдным местам. Некита так и не нашли… – сказал Данил. Он что-то вырисовывал в блокноте.