– Ну, вот, хорошо, – произносит Вера, – а, теперь давай на спину.

– На спину? Зачем?

– Не задавай лишних вопросов, – нарочито сердитым голосом перебивает меня Вера, – делай, что тебе говорят.

«Сейчас она увидит», стучит у меня в голове, «сейчас она все увидит».

Я чувствую, что мне очень хочется, чтобы она увидела мой крепкий стручок и поняла, что я хочу ее. Переворачиваюсь, и член вздымается под трусами, превращая их в подобие шатра.

– Ну, что, не лучше? – ласково спрашивает Вера, делая вид, что ничего не замечает.

– Да, – говорю я, пытаясь подняться, но в тот же момент боль буквально перерезает поясницу, и я в бессилии снова валюсь на спину.

– Больно! – испуганно восклицает Вера. – Где?

– Поясница, – шепчу я, закатывая глаза со страдальческим видом.

– Бедненький, – тоже тихим голосом откликается Вера. Просунув руки мне под поясницу, она пытается растереть ее снизу, прижимаясь при этом грудью к животу и члену. Она гладит мне спину и вдруг, не в силах справиться с собой, принимается страстно целовать грудь: она слегка покусывает соски, переходит на живот, залезая языком в пупок, и целует, целует, – она готова съесть меня с потрохами! Потом приподнимается и бросает на меня долгий взгляд. Видя мое блаженство, она взвизгивает и, быстрым движением сдернув мне трусы, погружает лицо прямо в чресла. Я лежу, закрыв глаза, не смея пошевелиться и чувствуя, как волны оргазма подкатываются к основанию члена, готовые прорвать последнюю блокаду. Такого я ещё не испытывал. Мне стыдно и одновременно нестерпимо приятно. Ужасно хочется видеть, как она это делает, но мне стыдно смотреть, стыдно своего любопытства: что она подумает! Я понимаю, что надо как-то ответить на ее страсть, но я могу поделать! И я просто смотрю, как она разглядывает мое хозяйство. Она загипнотизирована моим членом, глядит, не в силах оторвать взгляда от его напряжённого подрагивания.

– Иди ко мне. Разденься.

Мне стыдно от того, что я это говорю, показывая тем самым свою беспомощность. Хочу приподняться, но не могу: радикулит тяжелым камнем прижимает меня к кровати.

– Лежи, лежи, – шепчет Вера («почему она перешла на шепот?»), тебе нельзя. – Лучше я его поцелую. Можно?

– Конечно! – вырывается у меня, – делай с ним все, что хочешь, Он – твой. Если, конечно, тебе не противно, – произношу я с кривой усмешкой.

– Какой же ты дурак, – смеется Вера. – Ну, разве это может быть противно? Ведь, он же такой нежный у тебя, такой трепетный! Да, да, именно трепетный, – повторяет она с радостным видом оттого, что нашла удачное слово. – Только его надо немножко помыть, – добавляет она, оттягивая крайнюю плоть. – Он у тебя неухоженный.

Она удаляется в ванну и через пару минут возвращается с мокрым полотенцем в руке. Из полурасстёгнутой блузки выглядывает обнажённая грудь.

– Так не лучше? – кокетливым голосом спрашивает она, увидев в моих глазах удивление.

– Да, нет, что ты, – неуверенным голосом отвечаю я. – Можно было вообще без ничего.

Грудь у нее несколько плосковата.

– Тебе нравится?

Она наклоняется к моему лицу и начинает водить сосками по губам. Вместо ответа, я осторожно беру один сосок в рот и начинаю сосать, чуть-чуть прикусывая его зубами. На лице у Веры – блаженство.

– Где ты этому научился, – словно очнувшись, восклицает она и приступает к обработке моего члена. Аккуратно протерев его полотенцем, она устраивается у меня между ног и, склонившись над ним, вдруг принимается целовать его, вначале робко, изредка бросая на меня страстные взгляды, потом все более страстно, пока, наконец, губы ее не смыкаются над головкой, а я смотрю, и глаз не могу оторвать от этого необыкновенного зрелища