– Да, – сказала Анджелина.

Все шло совсем не так, как ему представлялось. Собственно, у него было ощущение, что он не должен сейчас находиться в своем собственном доме. Ну, вообще‑то не должен. Его место на работе. А вместо этого он стоит здесь и не говорит жене правды. Которую должен был поведать ей еще много лет назад. А сегодня, после того как Гарри предложил ему «возможность» снова ездить в командировки, Уилл выкинул этот фортель. На него это совсем не похоже. Единственное, к чему он всегда стремился, – поступать правильно. Еще с третьего класса, с тех самых пор, как отец бросил их с матерью. Именно тогда он и понял, насколько это важно.

– Я собиралась принять душ, – потирая грудь, сообщила Анджелина. – Скоро вернусь.

– Прекрасно, – ответил Уилл. И пробормотал себе под нос: – Просто замечательно.

Он посмотрел в окно, но перед его глазами по-прежнему стояла недавняя сцена в офисе. Гарри сказал, что убил бы за возможность ездить в командировки. И пахать до изнеможения. У его Филлис большие планы на будущее мужа-пенсионера, включающие сидение с внуками и помощь ей во дворе, и эти планы Гарри совсем не по душе.

Уилл обернулся к пустому дверному проему, в котором недавно стояла Анджелина. Она снова странно себя ведет. Как тогда, в Миссисипи. Только что все было хорошо. Они на прощание обняли Айрис. А в следующее мгновение Анджелина разревелась так, что не могла говорить. Уилл как можно быстрее увел ее, но она продолжала рыдать. Через сорок пять минут он, наконец, догадался зайти в магазин и купить бутылку вина. Прихватил пластиковые стаканчики, пакет со льдом и устроил в багажнике бар, положив лед на старое полотенце. Вино со льдом напомнило ему первое, что он сделал для нее в тот вечер, когда они познакомились на свадьбе их общего друга. В тот раз вместо вина было пиво.

– Я раньше никогда не добавляла в пиво лед, – сказала Анджелина и улыбнулась.

Гарри спросил Уилла, чем тот займется на пенсии. Будет хлопотать по дому? Проводить весь день с Анджелиной? Да, подумал Уилл. Да.

Анджелина продолжала потирать грудь над сердцем – казалось, оно не разбито, а словно расколото пополам. На верхней ступени она помедлила. Однако на кухню не вернулась и все‑таки направилась в спальню. Там все выглядело так, точно шкаф-купе взорвался. Одежда валялась на кровати, стопками лежала на полу, свисала с ящиков комода. Анджелина полагала, что до возвращения Уилла у нее в запасе еще два часа. Она пробралась сквозь завалы, задержавшись у шкафа, заглянула в него, убедилась, что он совершенно пуст, если не считать полотенца и стакана, и двинулась в ванную. И заперлась в ней.

Исполняя заявленный план, она включила душ. Стащила с себя новую одежду и, словно лишившись кожи, замерла, уставившись на черно-белую кучку на полу. Потом подняла вещи и запихнула их в корзину для белья, сминая и утрамбовывая, хороня свои обновки вместе с тем «я», за которое некогда так долго цеплялась и которое только что прорезалось вновь.

В дýше Анджелина прислонилась головой к кафельной стенке и подставила спину под воду – Уиллову воду. Затем опустила взгляд, чтобы посмотреть на струи, стекающие по пальцам. Почувствовав, как вода собирается у ступней, сжала пальцы в кулак и ударила по стене. Снова трубы засорились!

Уилл внизу жарил на сковородке лук. Анджелина рассеянно оглядела поцарапанные шкафчики и устаревшие кухонные приборы. На столе лежала вскрытая упаковка говяжьего фарша, из-под пластиковой обертки виднелась красная спиралька.

– Знаешь, единица – самая одинокая цифра, – процитировал Уилл, поднимая взгляд и улыбаясь.