Черт побери, ведь Рик‑то Анджелину не спрашивает. Просто спускается по лестнице и придвигает кровать к стене. Что ж, это и его, Уиллов, дом тоже, верно? Если Рик не спрашивает, то и он не станет.

Снова звонят? Он никогда ничего не сделает, если ему придется постоянно подходить к двери. Уилл поднялся наверх и открыл.

Улыбка сотрудника «Федекса» погасла, он сунул фотографии, которые держал в руках, в карман рубашки, где значилось его имя: «Дейл».

– Как поживаете, сэр? Мне просто нужна ваша подпись.

Уилл поставил подпись на какой‑то электронной штуковине, напомнившей ему «волшебные экраны», которые раньше были у девочек, затем Дейл вручил ему пакет и пожелал хорошего дня. Уилл выдавил из себя «Вам тоже» и захлопнул за ним дверь. Бросил пакет – документы по образовательной зарубежной программе Ливи – на счет дезинсектора. Дейла хотя бы не пришлось пускать в дом.

В спортзале Анджелина заняла одну из двенадцати беговых дорожек, напротив которых располагались шесть свисавших с потолка плоских телеэкранов. Перед ней зашла невысокая женщина с аккуратным маленьким хвостиком. А после нее явилась невзрачная парочка в линялых растянутых футболках, державшаяся за руки. Внимание Анджелины привлекли темные носки, высоко натянутые на икры мужчины. Особа, которую он тащил на буксире, носила темно-синие кеды.

Анджелина проверила телефон. Ни единого сообщения. Обычно к этому времени обязательно приходило что‑нибудь от дочерей. И от Кейт. Ей так много нужно рассказать Кейт, но Кейт до Нового года подвизается волонтером в юридическом центре для женщин в Южной Африке.

Целую вечность назад, когда они с Кейт вместе снимали квартиру, Анджелина любила патронажное дело так же сильно, как Кейт юриспруденцию. Они всегда соперничали друг с другом, кто принесет миру больше добра. Победа вновь и вновь оставалась за Кейт – и остается до сих пор. Конечно, к этому сводилась только половина общения. Вторая половина была посвящена предстоящим свиданиям. В этом отношении Анджелина преимуществ не имела, поскольку в больнице Северной Джорджии ее поначалу поставили в ночные смены, однако оказалось, что пребывание в полночной клинике с ее тихими коридорами и гробовым безмолвием лучше победы в номинации «любовь», причем победа всё равно осталась за ней – и остается до сих пор.

Много лет назад, пробыв замужем всего три месяца, Кейт подала на развод. Брак, сама его идея, заявила она, порочна. Кейт высказывала данную мысль не единожды; она твердила об этом при каждом удобном случае. В последний раз – за обедом, после которого Кейт улетела в Кейптаун, а Анджелина с Уиллом отвезли Айрис в университет. Подруги встретились в Атланте, недалеко от офиса Кейт в Бакхеде, в какой‑то маленькой забегаловке, потому что Кейт хотела позавтракать, а Анджелине было все равно.

– У меня никогда не бывает времени на завтрак, – объяснила Кейт. – А я ведь люблю его больше обеда и ужина.

– Вы с Уиллом одного поля ягоды, – заметила Анджелина.

– Как поживает Уилл?

– Всё так же. – И подруги, как всегда, рассмеялись.

– Итак, – объявила Кейт, – очередной крах. Помнишь моих знакомых – Томпсонов? Они крутили любовь еще со средней школы. Но за двадцать лет семейной жизни осточертели друг другу. Вот что делает с любовью брак.

Анджелина куснула сэндвич с яичницей.

– Во-первых, эти бесконечные компромиссы вредны для личности, – продолжала Кейт. Анджелина взяла кружку с чаем и откинулась на спинку стула, позволяя подруге оседлать любимого конька. – Во-вторых, «во веки веков» – это нелепость. Люди меняются. Мне надо было заделаться политиком и инициировать законопроект об упразднении браков. «Защитим любовь! Запретим браки!» – вот какой лозунг я наносила бы на футболки, кружки и автомобильные наклейки.