– Ма-ма! – повторял Матвейка.

Иногда Сергея огорчало, что дочка (ей всего было два с половиной года) и десятимесячный сынишка не называли его папой, но верил, что это временное явление.

Из кухни выглянула Ирина. Бледная. Осунувшаяся. Движения осторожные, будто боялась что-то повредить внутри себя.

«Просмотрел я жену! – вновь шевельнулась тревожная мысль. – Вон как глаза ввалились, блеск лихорадочный. Губы сухие».

– Давай-ка я тебе живот посмотрю! Ложись на диван.

Подержал руки под струёй горячей воды, чтоб согрелись с улицы.

– Сегодня рвота была?

– Три раза. Только ты осторожно трогай. Желудок сильно болит. Как я могла так отравиться?

– Покажи пальцем самое больное место.

– Вот здесь, – жена указала на область эпигастрия, не прикасаясь к себе. Боялась возобновления боли.

Руки Сергея мягко легли на Иришкин живот. Осторожно надавили… Сильней…

Глаза жены распахнулись удивлённо:

– Не больно…

– А здесь?

Он передвинул пальцы вниз и вправо.

– Ой!

«Вот оно!»

– Давай собирайся! В хирургию поедем.

– У меня что, аппендицит?!

– Сама видишь, где болит. И я, дурак, за три дня не догадался живот посмотреть!

– Я и не чувствовала там ничего. Казалось, что желудок взбунтовался. Тошнило… – она никак не могла собраться с мыслями. – Клиника же должна была измениться! Почему боли в динамике не поменяли локализацию?

– А то ты не знаешь: у врачей всё сикось-накось. Собирайся!

В отделении Ирину отпустило. Мысль, что сейчас ей отрежут всё больное, вызвала облегчение. Раздражала только суета вокруг. Дежурный врач-травматолог и хирург, которого муж вызвал в качестве ассистента, по очереди появлялись возле её кровати, осматривали и удалялись на совещание в ординаторскую.

– Ну чего вы тянете? – не выдержала она наконец.

– Сомневаются, – объяснил муж, – клиника нетипичная. Боятся внематочную просмотреть.

– Пусть тогда ещё гинеколог посмотрит! Режьте меня уже!

– Куда торопишься? – удивился Михаил, однокурсник и коллега Сергея.

– Потерпел бы трое суток, тоже заторопился!

– Вот и удивляемся: слишком уж ты бодрая для такого длинного хирургического анамнеза, и типичного симптомокомплекса нет.

Когда решение об операции, наконец, приняли, и медсестра поставила ей подготавливающий укол, боль впервые за эти дни отступила. Ирина сразу поплыла. Прилегла и мгновенно провалилась в сон.

Очнулась, когда та же медсестра тронула за плечо:

– Пора на операцию. Под халатиком какое бельё? Шёлковое? Снимите. Халат снова оденьте и идите за мной.

Плохо соображая, как сомнамбула, двинулась вдоль коридора за белой спецодеждой. В предоперационной медсестра скомандовала:

– Халат снимайте и заходите в операционную.

Дверь туда была широко открыта. Возле стола наготове стояли врачи в операционных костюмах, перчатках и масках. Ярко светила бестеневая лампа…

Кто-то тронул её за плечо.

– Что? Пора на операцию?

– Тихо! Тихо. Лежите. Вы там уже были. Градусник возьмите.

«Была?!» Руки скользнули к животу, нащупали повязку. В памяти всплыла картина: открытая дверь, белые фигуры и яркий свет бестеневой. «Всё позади. Как хорошо!» Огляделась. В палате ещё трое. «Интересно, что им отрезали?»

На соседней койке завозилась пациентка, откинула одеяло, попыталась расправить больничную рубашку под спиной:

– Да она у меня вся кровью залита! Нужно попросить, чтобы поменяли.

В голове Ирины зашевелилось смутное подозрение…

– А когда у вас рубашку кровью залило?

– Во время операции.

– Вы на операции в рубашке были?

– Ну да! А вы разве нет?

– Как-то без неё получилось… И свою снять велели…

– Выступила перед докторами, как Афродита из пены морской? – пошутила счастливая обладательница больничной одёжки.