– Давай, попробую. Не взыщи, если не получится, я порядком выдохлась.

С силой выдернула обломок, Нытик охнул, переступил с ноги на ногу, словно конь в стойле. Слова лечебного заклинания прозвучали как-то отдельно от меня, будто произносил их совершенно другой человек. Ну, я о том, что я же наполовину человек. Могу ли я применительно к постороннему существу сказать «другой человек»? Хотя, возможно, для этого надо и самой…

Угораздило.

Полтора года мы скитаемся по морям без потерь. Чед не в счет. Он из игрушки превратился в члена команды, но покинул ее, как только получил такую возможность.

Тумас. Демоны тебя раздери, как же ты так.

И близнец твой тоже сейчас вышел из строя. Надолго. Убитый горем человек сражается только до тех пор, пока есть возможность отомстить. Как муравей может мстить горе? Медленно вдохнув, затем потратив несколько секунд на выдох, я до боли сжала зубы. Говорят, что пираты бессердечны, любят издеваться над жертвами. Говорят, что капитаны пиратских команд ни слезинки не проронят за всю свою недолгую, но полную бурных приключений и авантюр жизнь.

Хочется верить, да нынешнее состояние только и просит налакаться хмельного пойла да разрыдаться у кого-то на плече. Точно так же, как минуту назад сделал Ойген. Кстати, надо ему выдать, из запасов. Иногда, если человек был особенно дорог, сердце не выдерживает – брага не выход, но лучше уж так.

– Пункт двадцать шесть, – произнес Джад, садясь рядом. Только в штанах и сапогах, устало, но твердо смотрит на меня. Словно ожидает ответа. А я сначала подумала, что ослышалась:

– Что?

– Говорю, пункт двадцать шесть корабельного устава. «С момента выхода в море мы вверяем свою жизнь случаю, и никто, кроме нас, не несет за нее ответ», – сказал он, очевидно, ожидая от меня какой-то реакции.

– Это жестоко, – невесело усмехнулась я.

– Это жизнь.

– Он прав, капитан.

Бледное, землистого цвета лицо Ойгена показалось наверху. За веревки он тащит сверток парусины, со стороны лестницы его поддерживает лучник.

– Я никого не виню, – глухо сказал он. – Я просто хочу найти того, кто отдал приказ о нападении, и зубами вырвать ему глотку.

– Не он один! – крикнул боцман с мачты. Палуба огласилась яростными криками, но я поднялась на ноги и громко ответила:

– Давай сохраним жизнь тому, кому еще в силах сохранить. Твоя Узана, если она жива, переедет в бывшее баронство, а потом займемся тем, чего просит кровь Тумаса Жамсби!

Сверток с телом положили на борт, привязали тяжелое оружие матроса, чтобы он не всплыл и не качался раздутым трупом на поверхности воды. Сейтарр, только сейчас показавшийся на палубе – осматривал двигатель, полагаю – подошел к нам, достал из кошелька пару золотых, засунул под несколько слоев ткани. На вопросительные взгляды сказал:

– Пусть и на том свете лапает баб и пьет дорогое вино.

– Лучшая погребальная, что я когда-либо слышал, – сплюнул в сторону один из матросов. Все сгрудились вокруг, желая отдать последние почести товарищу, пусть даже настолько неуклюже. Мы – не лучшие ораторы.

Ойген всхлипнул. Затем утер насквозь промокшим рукавом лицо, опустил ладонь на парусину. Помолчал некоторое время, затем медленно проговорил:

– Прости меня, брат. За все прости… твоей пролитой кровью клянусь, мы найдем это демоническое судно и уничтожим его.

Отвернувшись, я побрела в сторону своей каюты.

Кем был для меня Тумас?

Родственником. Из близких. Из тех самых, что, как и ты, хотят наживы, хорошей драки, шума морских волн над ухом. Он поднимал молот во имя своего капитана, разбивал им камень, лед и крушил черепа. Что ж… я найду способ отдать долг. Пусть даже пока что и примерно не представляю, как это сделать, и что для этого понадобится.