– Лучше, намного лучше. Только сил нет.

– Да, врач так и сказала, что тебе надо отлежаться, и прописала положительные эмоции. Потом посоветовала сходить к врачу-психотерапевту. А я с утра сбегала в пекарню и купила тебе твои любимые булочки с джемом. Хочешь принесу их и кофе сварю?

Татьяна кивнула. Дочь убежала на кухню. «И в кого она такая высокая, – подумала она, – наверно, точно в деда, а вот телом в отца».

Полина была, как говорила бабушка, «кровь с молоком» и от этого очень страдала. Все её подруги были худыми, и, чтобы быть как они, она постоянно мучила себя диетами, хотя была довольно-таки привлекательной и с такой фигурой. Её светлые, длинные, густые, чуть волнистые волосы свободно меняли положение: то ниспадали вперед на грудь, то величаво опускались на плечи или были закреплены резинкой, которая обязательно сползала и освобождала их из плена. Зеленые глаза казались большими и выразительными. В них всегда можно было увидеть настроение Полины, а настроение у нее менялось постоянно, поэтому ее глаза выражали то бушующий ветер в темно-зеленой листве, то солнечную лужайку. Носик и ушки были точно мамины, такие же маленькие и точеные. Вкус тоже от нее. Выглядела девочка модно и современно.

Через несколько минут дочь торжественно внесла поднос с завтраком и поставила на кровать.

– Давай, мамочка, поешь.

– Спасибо, моя хорошая, – она с нежностью посмотрела на дочь, с удовольствием вдохнула аромат кофе и ванили от сдобы, пристроилась повыше на подушке и, глотнув любимый напиток, произнесла с блаженством: – Кайф.

Мать и дочь улыбались, глядя друг на друга.

«Даже в таких стрессовых ситуациях можно получать удовольствие от общения с близким человеком, с человеком, который тебя любит», – подумала Татьяна и подмигнула дочери.

– Ну, вот и замечательно. Теперь ты мне расскажешь, что произошло? И почему папа не приехал сегодня из командировки, и почему он трубку не берет? И тетя Вика не ответила на звонок. И почему ты вчера ушла расстроенной от бабушки? Давай рассказывай, я уже взрослая.

– Похоже, что так, – Татьяна произнесла это с иронией, откусывая булочку, – ладно, расскажу, только когда бабушка уйдет. Может, хоть ты меня поддержишь, а сейчас я бы еще немного поспала. Можно?

– Конечно. Договорились.

Полина забрала остатки еды и вышла из комнаты, а Татьяна, расслабившись, уснула.

Проспала она до обеда. Не открывая глаз, Татьяна с удовольствием потянулась и тут же почувствовала, как к ней под одеяло залезла дочь. Они обнялись и несколько минут лежали молча.

– И давно ты тут?

– Да, около часа. Я следила за тобой, сидя на кровати.

– Скорее всего, «висела» в телефоне.

– Не без этого, – дочь улыбнулась.

– Как дела?

– Бабушка ушла. Папы еще не было. Ты как себя чувствуешь?

– Чувство голода говорит о том, что у меня все нормально. Сейчас встану и что-нибудь приготовлю.

– Бабушка суп сварила.

– Отлично. Пойдем поедим?

– Может, сначала ты мне расскажешь, что случилось? – повелительно произнесла дочь и села по-турецки рядом с мамой. Часть одеяла она натянула себе на ноги.

В квартире было прохладно. Отопление обещали подключить со дня на день. Татьяна продолжала лежать в объятьях второй половины одеяла, заправленного в красивый пододеяльник белого цвета с выбитыми нежно-розовыми цветами. Весь интерьер спальни был оформлен в этих оттенках. Мебель под цвет слоновой кости, шторы и покрывало, которое небрежно лежало на полу, были на тон светлее. Белоснежный тюль и белая напольная ваза добавляли какой-то чистоты и нежности, а большие розовые искусственные пионы в вазе настраивали на любовь. Над кроватью висела красивая картина с абстракцией. На прикроватных тумбочках стояли красные лампы, которые сочетались с красными прикроватными ковриками. У окна находился большой горшок с высоким гибискусом. Вся эта обстановка кристальной непорочности брачного ложа превратилась вдруг в холодное, обесцвеченное пространство с небольшими розовыми пятнами. У Татьяны на лице появилась гримаса отвращения. События прошлого дня сразу всплыли в памяти. Тело интуитивно сжалось, аппетит пропал, и глаза стали наполняться слезами. Она присела, опираясь на спинку кровати, и, глядя куда-то вдаль, грустно произнесла: