Воскресное свидание оказалось даже лучше первого. Она приехала раньше Саида и ждала его в постели совершенно нагая. Он опоздал почти на час, но за долгое ожидание воздал Нике сторицей. Саид был любовником искушенным и умело сочетал нежность с агрессивностью, что заводило Нику невероятно. Время они провели бурно и плодотворно, к удовольствию обоих.

Теперь, уже подъезжая к дому, Ника четко осознала: секс — это, конечно, хорошо, тем более такой секс, но ведь им с Саидом даже поговорить не о чем было. Он не рассказывал о себе и не задавал вопросов Нике. Его интересовало только удовольствие, обезличенное, пустое удовольствие. Она понадеялась, что ей удастся выведать у него о пятничном свидании с Верой, хотелось посмотреть, с каким видом он будет о нем рассказывать. Ника рассчитывала, что Саид со смехом ей признается, что родители пытались устроить его брак с незнакомой девушкой, и насколько отвратительной эта девушка оказалась. Не тут-то было. Он не только не ответил на ее вопросы, а разозлился, и Нике пришлось прибегнуть к старому, но верному способу ублажить злого мужчину. Раздражение как рукой сняло, но никакой откровенности Ника не дождалась.

Въехав в ворота родительского особняка, Ника загнала машину в просторный гараж, где стоял «Лексус» матери. Машины отца на месте не было. Ночь воскресенья, а отца опять нет дома. «Наверняка у любовницы. И как мама это терпит?» — покачала головой Ника.

Она вошла в дом через черный вход, проскользнула мимо полуоткрытой двери в маленькую гостиную — вотчину матери. Из комнаты доносился приглушенный свет, играла тихая музыка — пела Элла Фицджеральд. «Вот всегда так. Отец проводит вечера в обществе очередной любовницы, а мать сидит в одиночестве и слушает душераздирающие напевы, делая вид, что все хорошо». Ника уже ступила на лестницу, когда из-за двери донесся голос Анны Сергеевны:

— Ника, это ты?

— Да, мам, я иду спать.

— Зайди-ка на минутку, — голос матери был мягким, но требовательным.

Ника послушно толкнула дверь в гостиную. Мать сидела в кресле. На столике перед ней стоял едва початый бокал вина.

— Присядь, — не поворачиваясь к дочери, Анна Сергеевна кивнула на кресло напротив.

Когда Ника села, мать сказала:

— Вера, ты знаешь, который час?

— Мам. Мне не пятнадцать лет, и я буду возвращаться, во сколько посчитаю нужным.

— Это неприлично для уважающей себя девушки.

— Если тебя так раздражает мой образ жизни, я могу переехать в квартиру и не мозолить тебе глаза.

Анна Сергеевна хищно прищурилась:

— И что, будешь шляться по всем ночам, позоря наше имя?

— А почему нет? — Ника скрестила руки на груди. — Я ведь вся в папочку.

— Не смей. У отца много работы...

— Боже мой, мама. Это уже даже не смешно!

— Ты ничего не понимаешь, Вера, — бесстрастным тоном заявила Анна Сергеевна.

— Не понимаю и не хочу понимать. Главное, чтобы тебя все устраивало.

Ника поднялась, чтобы уйти. Как хорошо было все эти годы в Англии, когда она не знала и не видела измен отца и смирения матери. Самое ужасное для Ники было понимать, что мать действительно все устраивало. Более того — она была счастлива. А может, у нее тоже есть кто-то на стороне и брак для нее стал лишь декорацией?

— Вера, мы еще не закончили, — остановила Нику Анна Сергеевна спокойным голосом, в котором, однако, слышались стальные нотки.

— Ну что еще? — закатила девушка глаза.

— Ты так и не рассказала толком, как прошло свидание с Саидом Закаевым.

— Не сегодня, мам. Уже третий час ночи. Давай поговорим завтра, ладно?

— Хорошо, — согласилась Анна Сергеевна, вставая. — Я тогда тоже, пожалуй, пойду спать.