– Сразу же после банкета поедем на просмотр генеральной репетиции, – предложил мне Витоль.

Банкет состоялся в ресторане «Нева» на Невском. За большим столом в отдельном кабинете расположилась внушительная делегация художников Осетии – наверное, весь Союз художников Осетии в полном составе – и мы, два представителя от Ленинграда. Как обычно, было много цветистых тостов. После какой-то рюмки начались клятвы в вечной дружбе двух городов, обещания постоянно ездить друг к другу в гости, устраивать обменные выставки. Еще после пары рюмок Витоль пообещал сразу же после премьеры в Ленинграде отправить Мюзик-холл в Осетию на гастроли. И та и другая сторона прекрасно понимала, что на следующий день после банкета все обещания забудутся.

– Пора уходить, – шепотом сказал Витоль, – опаздываем к началу.

Я поднялся со своего места.

– Нет, подожди, – (все уже были, конечно, на ты) остановил меня глава осетинской делегации, – последний тост за ленинградских художников и главный подарок тебе.

В руках у него появился большой рог литра на полтора, до краев наполненный каким-то напитком.

– За нашу дружбу ты должен выпить все до конца.

Я не могу причислить себя к сильно пьющим, но, с другой стороны, и отказываться от предложенного было как-то неудобно. Кроме того, я мог много выпить, но никогда не напивался до бесчувствия. Может быть, помогал опыт войны, где в воздухоплавательном дивизионе артиллерийского наблюдения нам полагалось по сто граммов спирта на человека, но зимой под Нарвой мы выпивали в два-три раза больше, практически ничем, кроме снега, не закусывая. Да и потом эта практика не прекращалась, только вместо воздухоплавателей моими друзьями стали художники, многие из которых тоже прошли войну.

В нашем доме на Песочной как раз и поселились художники моего поколения и постарше. На плоской крыше корпуса мастерских мы каждое лето устраивали шашлыки, благо среди жильцов дома были крупные специалисты-бакинцы, скульпторы Тимченко, Овсянников и я.

На крыше устанавливался мангал, в ведрах заранее замачивалась в вине баранина. Приходили гости, и начиналось чревоугодие. Шашлык приготавливали так, как его делают в Баку. На вертел нанизывается кусочек мяса, потом помидор, потом перец, потом опять баранина. Я с детства помню аромат шашлыка на узких улицах Старого города, доносящийся из маленьких, покрытых асфальтом внутренних двориков одноэтажных домов.

Баку вообще своеобразный город. Как-то вскоре после того, как я окончил академию, а Вика – университет, я решил показать ей мою родину. Представьте себе раскаленный под изнуряющим солнцем город. Дует норд – это ветер, несущий откуда-то горячий воздух. Жара немыслимая. И вдруг в центре города тенистый сад. Под пышными цветущими кронами гранатового дерева пятнадцать-двадцать столиков. Почти все заняты. Всех обслуживает молодой азербайджанец в замызганной белой куртке. Мой друг Марик Эльдаров, с которым мы вместе окончили Академию художеств, заказывает две бутылки вина, три шашлыка, зелень всем троим и чурек. Молодой азербайджанец все аккуратно записывает в потрепанный блокнот, подбегает к стоящей в глубине сада фанерной будке (видимо, кухне), приоткрывает окно и кричит:

– Две бутылки вина, три шашлыка, зелень, чурек! – Обходит будку и скрывается в ней.

– Ты думаешь, – говорит Марик, – там внутри кто-нибудь есть? Никого! Сейчас он сам все приготовит.

– Зачем же он кричал в окно?

Так выглядит солиднее. Как будто это солидный ресторан со штатом поваров.

На унылом фоне центральной распределительной системы, присущей социализму, это были первые ростки частного предпринимательства. Молодой расторопный азербайджанец получал определенное количество третьесортной баранины для «официальных» шашлыков, но, кроме того, покупал на собственные деньги во много раз больше хорошей молодой баранины на базаре, расположенном неподалеку. За полученное от государства мясо он отчитывался, как положено, а из купленного на свои деньги на базаре делал отличные, знаменитые на весь город шашлыки. Это был его частный бизнес – понятие, имевшее в те годы негативный оттенок. Все эти проделки с мясом прекрасно знала и милиция, и прокуратура, и партийные органы, но старались ничего не замечать, так как часто посещали этот ресторан и любили вкусно поесть. Но в то же время в Баку забрезжили и признаки подлинного коммунизма с его постулатом «Каждому по потребностям». После того как Хрущев подписал закон, по которому владельцы каждой единицы скота, и в том числе – каждого ишака, облагались большим налогом, бакинцы отпустили своих ишаков на волю. Ишаки бродили по городу, пощипывая тощую траву на газонах городских скверов. Если кому-нибудь надо было поехать на другой конец города, он просто брал ближайшего ишака, садился на него и ехал, куда ему надо, и там отпускал его на свободу. Таким же образом он возвращался на другом бесхозном ишаке назад.