– Может быть, – прошептала я, уставившись в пол.

– Твои мысли гораздо сильнее, чем ты полагаешь, Эмбер. Ты привыкла отождествлять худобу и превосходство над другими. Чувство собственной ценности и озабоченность внешним видом – все это настолько переплелось в твоем мозгу, что ты стала воспринимать это как одно целое. Нам нужно постараться и разделить эти две концепции, а потом научиться думать по-новому.

– Похоже, это будет весело, – сказала я, симулируя беззаботность, которой не чувствовала.

– Это не весело, – возразила Грета. – Но это вопрос жизни и смерти. Нам предстоит сосредоточиться не на том, чтобы ты набрала вес, а на поиске эмоционального и психического равновесия. На поиске нового и правильного подхода к определению «быть сильной». – Она снова сделала паузу. – Скажи мне кое-что. Ты хочешь умереть или выздороветь?

Я не знала, что ответить. Я подумала о родителях и о Тайлере, о том, какими они были напуганными, когда в первый раз увидели меня на больничной койке. Я знала, как они любили меня, и какими несчастными они будут, если мое сердце откажется функционировать. Я подумала о ненависти к себе, которая не оставляла меня, несмотря на то, сколько бы времени я обходилась без еды или какой бы маленькой ни была цифра на весах. И я почувствовала отчаяние и желание попросить о помощи.

– Я не хочу умереть, – прошептала я, сдерживая слезы.

– Очень хорошо, – сказала Грета. – Я тоже не хочу, чтобы ты умерла.

И так началось мое выздоровление. С приглашения Тайлера на выпускной бал и с мягких, но настойчивых увещеваний Греты. Сначала мне приходилось нелегко. Особенно после того, как я познакомилась с другими девочками в отделении и поняла, что на самом деле я не была какой-то особенной. Что я была для врачей просто еще одной из «тех дурочек», которые попали в ловушку из-за неуемного желания быть худыми. Мне пришлось заново переосмыслить то, что я думала о самой себе. Понять, что быть миниатюрной вовсе не означает быть лучше других, особенно если ты становишься такой худой, что у тебя начинают выпадать волосы, а внутренние органы перестают работать. Я постоянно должна была сражаться с желанием ограничить потребление пищи, потому что чем голоднее я была, тем сильнее себя чувствовала. Я страстно хотела снова почувствовать превосходство над другими девчонками, вспоминая, с какой завистью они смотрели на меня. И я боялась, что мне никогда не удастся научиться глядеть в зеркало и быть счастливой тем, как я выгляжу.

После того как я вышла из больницы, мне пришлось постоянно бороться с собой, чтобы опять не сойти с правильного пути. Осенью я вернулась в колледж, чтобы снова начать учиться на втором курсе, который я почти весь пропустила. В конце сентября мне исполнилось семнадцать лет. Я была на два года старше одноклассников, отчего мне было еще сложнее завести друзей. Я чувствовала себя не такой, как все. Обособленной. Я была больной девушкой, которая была настолько глупа, что похудела до такой степени, что чуть не умерла. И поэтому я проводила все время за занятиями и общением с Тайлером, который к тому времени учился в Беллингхэмском техническом училище на парамедика. Мы по-прежнему по воскресеньям смотрели футбол с моим отцом и посещали все игры нашей университетской команды. Глядя на игроков, гонявших по арене мяч, я размышляла о том, каких диет они вынуждены придерживаться и какие физические нагрузки помогают им поддерживать в форме свои тела. И до меня наконец стало доходить то, о чем мне говорила Грета, – что я должна найти другое определение для понятия «быть сильной». Эти игроки вдохновляли меня, и, когда я отправлялась на пробежку или занималась поднятием тяжестей, я старательно заставляла себя не думать о том, сколько калорий я сжигаю, а вместо этого сосредоточиться на том, чтобы стать сильной и выносливой.