И вот, значит, Ира. Фотографию хочешь посмотреть?

В телефоне десятки, если не сотни, фотографий.

– Класс, да? Красивая. Сколько ты ей дашь? А ей сорок, представляешь? Не выглядит же на сорок, правда? Тридцатник, не больше. Короче, мы с ней познакомились, и я стал за ней ухаживать. Цветы мой водитель ей каждый день привозил. Рестораны там. То да се. Гулять еще она очень любила. Ну, я гулял, как дурак: парки там. Усадьбы загородные. Ладно, тоже полезно. А то чё? Машина – офис, машина – офис… А тут воздух как-никак. Тренировка. И вообще.

Целовались на природе. Как в юности. Я машину сам стал водить. Машина – это ж домик такой, понимаешь? Там тоже целовались, но до большего не доходило.

И вот я однажды к дому ее привез, а она говорит:

– Хочешь посмотреть, как я живу?

Ну вот ты бы понял, на что женщина намекает? Я тоже так решил.

Мы пришли. Хорошая такая квартира. Небольшая двухкомнатная, но хорошая. Евроремонт. Все дела. Комбайн на кухне дорогой. Кресла кожаные, нормально все.

Поцеловались еще в прихожей, и я руками стал… А Ира говорит:

– Не надо. Не могу пока.

Ну, не надо и не надо. Сидим, разговариваем на кухне. Ирка – она необычная очень, понимаешь? Не такая, как все. Интересная. Сейчас же все – про что? Про деньги, про сплетни, про шмотки. А она про жизнь говорила. Интересно с ней было.

Хотя хотел ее, конечно. А как? Такая красавица.

И вот месяц проходит, второй… Целуемся, обнимаемся… Я в гости к ней хожу. Она ко мне – нет. Ни домой, ни на дачу. Один раз в усадьбу ездили неподалеку от моей дачи.

– Давай, – говорю, – заедем. Чаю попьем. У меня там люди есть, за домом следят, чай нам заварят. Посидим. Посмотришь хоть, как я живу. Она ничего не ответила. Словами. Посмотрела только. И я сразу понял: «Нет».

Она так умеет смотреть – никаких слов не надо.

И вот однажды сидим у нее дома вечером, я уже уходить собираюсь. Эсэмэска к ней приходит. Она читает и… как бы это сказать, чтобы ты понял… отстраняется как бы. Понимаешь? Я даже спросил:

– Ничего не случилось?

Она улыбнулась:

– Нет.

А я вижу: случилось. Это ж всегда ощущается, особенно если влюблен, то есть чувствуешь женщину.

Она когда в туалет отошла, я даже решил телефон ее посмотреть… Но не стал. Унизительно это как-то.

Ну и вот…

Михаил замолкает. Пальцы начинают перебирать воздух. Большой, красивый, уверенный в себе мужчина. Смотрит мимо. Словно там, куда смотрит, хочет увидеть то, чего ему видеть не хочется.

Люди не приходят на такие разговоры с хорошим. Они приходят только с плохим – с таким, о чем вспоминать не хочется.

– Твой директор сказала, чтобы я на встречу с тобой вопрос приготовил. Самый главный, который мучает… Какой у меня вопрос? «Что во мне не так?» Вот какой вопрос…

Ну ладно… Короче, я вышел, но никуда не поехал. На лестничной клетке остался… Потом послал ей эсэмэску: «Я дома. Все хорошо. Целую». У нас так принято было.

Ты понимаешь, я не то чтобы предчувствовал говно какое-то, а точно знал. Прям уверен был. И тут лифт поехал – вызвал кто-то. Время позднее очень, лифтом никто не пользуется. А тут прям грохот раздался. Как взрыв. На площадке комнатка такая была, где мусоропровод. Я спрятался там.

Лифт приехал на этаж. Вижу: из лифта мужик выходит и идет к Иркиной квартире. Он еще не подошел, а она уже выскочила, на нем повисла.

Ничего у меня в глазах не помутилось, и плохо мне не стало. Я – мужик закаленный, девяностые пережил – и жив остался, и капиталец сколотил неплохой.

Это я потом переживал сильно. Пил даже. И сейчас пью. Не суть.

Тут понятно было, что делать. А когда понятно – не плохеет.

Я из комнатки вышел, к ним подошел.