Идет весна. И воздух Донецкого апреля, такой синий и теплый, еще не знойный как летом, он, этот воздух, уже наполнен несказанными ароматами цветущих садов! Потому что природа, как и ты, очень, очень спешит жить! И в голове у тебя, конечно, никакие не уроки! Ведь ты весь внутри бурлишь, будучи переполнен счастьем, которое невыразимо в словах! Оно, это счастье, просто есть. В тебе, в весеннем цвете, в глазах озорных девчонок, случайно столкнувшихся с тобою на улице. В их улыбках и мимолетном смехе! В… Да во всем! Все сейчас залито счастьем, и все это чувствуют! На то она и молодость! На то она и весна! И даже драчуны из соседнего поселка перестают тебя задевать при встрече. Потому что и они – такие же самые дети шахтеров, как и ты.

И вот однажды во время урока, когда ты рассеянно пытаешься что-то играть, принюхиваясь к аромату духов своего педагога и поглядывая исподтишка на ее слишком правильные и слишком открытые коленки, как раз тогда она, взирая на твои мучения с инструментом, тебе говорит.

– Все, Володя! – говорит она тебе, слегка сморщив свой носик. – Хватит уже этих мук! Отойди-ка, я сяду.

И садится, и начинает на убитом нашем студийном пианино исполнять «Революционный» этюд Шопена. А ты просто тогда уже совсем теряешь сознание! От правильности и красоты звука. От того, что раньше вживую никогда такого не слышал. И от того, как эта маленькая птица-синица, … от того, что она вытворяет с клавишами! И только тут ты понимаешь, что в этой пичуге Виктории Валерьевне сокрыта какая-то невероятно огромная и таинственная сила и красота! Опасная. Иногда даже страшная. Но до невозможности прекрасная! И удивительная сила! И когда она кончает играть, ты понимаешь, что – вот оно! То самое, что хотел бы всегда делать ты – играть так же, как играет она! А она смотрит на твои мокрые от слез щеки и задает тебе вопрос, не требующий ответа.

– Хочешь так же? Тогда будем учиться по-другому! – говорит она тебе. И ты в этот самый момент видишь уже перед собой не педагога, а кого-то совершенно другого. Близкого друга. Да. Человека, который понял то, о чем ты сам только лишь мечтал и даже не смел сам себе в этих мечтах признаться! А она это в тебе разглядела. Это желание подчинить своей воле инструмент, эти звуки и эту музыку. Владеть ими! Управлять ими! Рождать их! И она это вот твое желание просто произносит за тебя. Вслух. И замечаешь в ее глазах это понимание твоего сокровенного, этот отклик на твои мысли. И потом – лишь кивок головы.

Проходит целая Вечность вашего открытого взгляда, и Виктория Валерьевна говорит.

– Так. – говорит она тебе. – Вот это мы больше не играем. И даже в руки больше не берем! – и откладывает толстую синенькую книжку с названием «Школа игры на фортепиано» на самый край инструмента. И достает из своего портфеля толстую книгу, на которой написано «Рахманинов. С. В. Избранные фортепианные произведения». Но ты-то, конечно, натура музыкально-утонченная, ты, конечно же слышал Рахманинова, и не раз! И пластинки с классикой мать, которую вы с братом ласково называете Масей, покупает вам регулярно. И ты смотришь на имя и фамилию того, кого тебе предложили «поиграть», и не веришь своим глазам. А она, видя твой открытый рот, тут же тебе говорит те самые слова, которые только и могут открыть в человеке двери возможностей, талантов и раскрепостить, развеивая в прах всяческие сомнения и заниженную самооценку. Она тебе говорит именно то, что должен сказать педагог с большой буквы «П». Чтобы сразу же вселить в ученика полную уверенность в его силах.

– Ты единственный, кто это… м-м… кому это вообще под силу! – уверенно говорит она тебе. И смотрит на тебя своими по-детски чистыми, хитрыми глазами, слегка наклонив голову вниз. Поверх очков своих смотрит. Испытующе. С интересом. И видя твой вопросительный взгляд, добавляет. – Из всех, кого я знаю! Так что, иди домой и разбирай. Сколько сможешь.