– Мы все решим, обещаю. Только давай уедем домой, я не буду тебя трогать. Ты даже можешь выселить меня на диван, я слова против не скажу, буду спать там, сколько понадобится. Только давай вернемся домой.

– Мой дом здесь, Дима, а вот твой там. Ты зря приехал, нас разведут через неделю, и ты будешь свободен, так же, как и я.

– А если я не хочу быть свободным, не желаю этого?! – хладнокровие танка мужу не грозило, он чуть ли не орал, говоря это.

– В гостиной спит Кирилл, и тебе его лучше не будить, – прошипела и оттолкнула от себя подальше, чтоб дал пройти к столу. – О своих желаниях надо было думать раньше! Ах, погоди-ка, ты именно о них и думал, а я была побоку. Теперь чего ж спохватился?

Договорить им не дали, в дверь опять позвонили.

– Закончится этот день когда-нибудь или нет?! – Дима застыл на секунду, зло полыхнул взглядом и демонстративно уселся все на тот же стул. – Тебе лучше уйти.

– А мне и тут хорошо, твоим гостям я не помешаю. Кто это, кстати, к тебе в такое время приходит? – проигнорировал мои слова, спросил, выразительно скосив глаза в сторону коридора.

– Не твоего ума дело. – Огрызнулась и пошла открывать.

Вдох-выдох! Еще одна словесная баталия наметилась, но уже с другим претендентом получить чайником по голове.

На лестничной клетке стоял, кто бы мог подумать, сам Владимир Липов собственной персоной.

– Какие люди и без охраны, чего явился? – впускать этого гада в дом теперь не представлялось возможным, потому вышла на лестничную клетку, а дверь прикрыла.

Мужчина под сорок лет, хотя на вид ему можно дать и все пятьдесят, за прошедшие годы утратил всю свою привлекательность: теперь блистал пивным животом и малость отекшим от долгого сидения в офисе лицом. Рожа небритая с утра, временами он напоминает алкаша запойного, что, кстати, правдой не является, но, тем не менее, глаза серые и невыразительные, сейчас наполненные злобой, осуждающе смотрели на меня. Можно подумать, таким взглядом кого-то напугать хотел, собственная жена-то его не боялась, может, если только подопечные на работе, сомнительно, конечно, но бывает.

Раньше он производил другое впечатление, раньше я его уважала. Сейчас же, после рассказа Кирюшки, ничего, кроме отвращения и жалости, он не вызывал. Куда только всё подевалось? Удивительно.

– Он у тебя, я знаю, позови! – приказной тон взбесил до невозможности.

– Ты, Вова, адресом ошибся, приказывать на работе будешь, а тут гонор поубавь.

– Таня, я не хочу ругаться с тобой, просто позови его.

– Он спит, пусть отдыхает, у него был трудный день, правда, Володя?

– Что, пожаловаться успел? Ты его разбаловала, – он облокотился на стену и за миг весь как-то сжался, ссутулился и потерял всякий боевой настрой. – А может, так и лучше? Ты ему всегда вместо матери была, вот и пришел к тебе.

– Господи, Вова, а ты куда смотрел, а? Что ж позволяешь ей такие вещи сыну говорить? Он в чем виноват?

– Она беременна, это гормоны,– пройдет.

– Себе врать-то прекрати! Лиля всегда такой была, а ты позволял. Понимаю, вы девочку ждете, родную и любимую, но про сына своего ты успел забыть?

– Он не мой, ты знаешь! – хрипло ответил и, кажется, сам же своими словами подавился, потому, что вдруг закашлялся и покраснел. Но слова уже произнесены и их не воротишь. Подозреваю, что и Кириллу мать его нечто подобное уже говорила.

– Он твой с тех пор, как ты его усыновил, Вова. Ты тогда подумал и решил, что твой он, а теперь, когда Лиля от тебя ребенка ждет, все? В приемного отца ты наигрался и можно парня на мусорку выбросить?

– Никто его никуда не выбрасывает, он сам виноват. Нет, чтоб промолчать, Лилька бы поворчала и успокоилась. А этот? Сам виноват.