Картинка 13. Двое на качелях. «Чертовски неудобный этот плащ, гремит при каждом движении, как железная дорога на переезде за шлагбаумом. Чёрт, да это не мой плащ шуршит! Это агент „Земляк “прибыл. Теперь главное – не испугать!» Так или иначе думал полковник Шевченко, сидя на толстенном бревне, которое когда-то выволокли из леса и бросили на опушке, особого значения не имеет. Он пришёл к месту встречи затемно, облазил кусты вокруг и сидел на бревне уже полчаса. Наконец сомнения типа: «Придёт – Не придёт» разрешились шуршанием.

Пришёл. С чёрными мыслями: «Ну, Виктор Николаич, недолго тебе панувать осталось. Сейчас всё кончится. Однако, пусть знает, за что помирает!» – Слава Иссу! Это уже не думки, а приветствие «Земляку», усаживающемуся на бревно. Матёрый мужик, бревно под ним только что не ойкнуло. Из-под капюшона брезентухи, глухо так:

– Во веки Богу слава!

– Сиди, Земляк. Виктор заболел, лихоманка трясёт, градусов сорок, я его не пустил на встречу. Да ты сиди, бревно большое, а мои ребята страхуют. Никто не побеспокоит.

Человек в плаще тоже не мальчик, голос ровный, спокойный, уверенный. – Ты. мабуть, Шевченко, командир Виктора? Так ему передай: «Первый раз вижу, что бы лихоманка от смерти спасла. Смотри!» Плащ брезентовый распахнул, на груди 4 толовых шашки привязаны и граната Ф-1. – Я долго к этому шёл, вербанул Витька меня красиво, но работать на вас больше не могу. Решил разом со всем покончить, так судьба его хранит, тебя подставляет. А с тобой умирать нет резона. Какие счёты между незнакомыми людьми? Не ты меня вербовал. Жить будем. Но отдельно. Я для всех ещё вчера умер, утонул на переправе. Николаичу передай, пусть зло не держит, не могу я больше. Как морок, его слова в голове: о правде людской, о жизни простой как та правда. Но мы тоже книжки читаем, понял я его тактику. Он сразу, я парашют не успел закопать, заявил: – Вижу умное лицо, будем воевать вместе. Я, дурак, орать начал, что врёт, пока везли, все аргументы выплеснул. Отказался напрочь, а он спасибо, Вы мне очень помогли, теперь вижу – неверно понимал бандеровцев, будем разговаривать дальше. Я ему лекции читал! Это не предательство? Это разумно! А он мне оперативную обстановку излагает, и становится ясно, агентуры у вас хватает. Все стучат. Я, вроде как, и не нужен. Но я – не все! И я ушёл с той хаты, где меня так хорошо принимали. Прошёл по сёлам, по явкам, посмотрел, как люди живут и как лесовики. Понял, что Николаич прав, а простить не могу. Жизнь, значит, зря, решил уходить и его прихватить. Что бы другим жизнь не портил. Пусть живут, как живут. Вот и вызвал на встречу. Теперь вижу, судьба за него, значит его правда. Будем воевать вместе.

Конец хороший, все живы, Лукошкина Виктора Николаевича от ангины вылечили.

СОРОКОВЫЕ, ГРОЗОВЫЕ

Рождённое в угаре 20-х поколение советских людей оказалось достойным продолжателем творцов Нового Мира, совершившим Революцию 17-го года. И сумевшим её защитить «от старого Мира». В жестокой битве мирового масштаба боец всегда рискует остаться последним живым из отряда. Нет больше боевых товарищей, с которыми завтракали вместе полчаса назад, воевали «с самого начала», родились «в один год». Нет «чувства локтя», никто не увидит твой последний выстрел и не услышит последний вздох. Вторая мировая закончилась, но не для всех. Остались в закромах Холодной войны семена национализма, но и борцы с этим явлением оружие не сложили.

«Я сражался с фашизмом всюду, где можно было реально воевать с ним». «Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок». Эрнст Хемингуэй.