А на площади возле бухты Семи Ветров стучали молотки плотников…

***

Плотники стучали весь день и всю ночь. Результатом их многотрудного занятия стал большой загон с трехметровыми стенами, сколоченный из бревен и досок. По верху забора был сколочен настил, по которому прогуливались охранники, вооруженные дротиками. У загона было двое ворот – одни из них открывались в сторону Нижнего Города, вторые – в сторону бухты.

Когда било на дворцовой башне пробило наступление утреннего часа, полицейские части оцепили обитель разврата с юга и с севера, а части гарнизона заняли улицы, спускающиеся из Верхнего Города в Нижний.

На улице Хлебодаров расположился отряд боевых мамонтов. Рыжеволосые гиганты стояли по четыре в ряд, занимая всю улицу. На одном из передних мамонтов сидел Радагаст с писцом. Наместник отсюда командовал операцией по отлову будущих колонистов.

Хобота и передние ноги гигантов были в броне из медных пластин, они были обучены топтать поверженных врагов, несли большие палицы, которыми мастерски владели. На загривках исполинов прикреплялись плетеные корзины, в которых сидели дротометатели.

За мамонтами шла тяжеловооруженная пехота, задачей которой сегодня был загон праздношатающихся, из которых Радагаст мечтал сделать примерных тружеников – колонистов.

Наместник дождался, когда первый луч солнца осветит город и подал знак своему мамонту. Тот затрубил. Ответом ему были рога полицейских и духовые трубы военных – операция началась.

Части вошли в Нижний Город и погнали бродяг и воров, коими были набиты вся улица. Писец за спиной Радагаста считал пойманных и записывал их количество на восковой дощечке.

–Двадцать, тридцать три, сорок семь…

Полицейские в легких латах из хлопка сгоняли бродяг дубинками, боевые мамонты шли стеной, не выпуская никого. Прямо перед мамонтом Радагаста из придорожной канавы выскочил забулдыга, обожравшийся коки. В его руках сверкал медный топор. Бродяга в бешенстве бросился на мамонта и ударил его топором по ноге. Ногу рыжеволосому великану спасла броня из пластинок. Исполин, озверев от боли, отбросил свою палицу и, перекрутив хоботом забулдыгу, поднял его наверх и с силой бросил себе под ноги. Затем животное начало топтать буяна – брызнула кровь и захрустели ломающиеся кости.

Остальные бродяги в страхе бросились бежать в сторону бухты Семи Ветров, к загону.

Радагасту докладывали о количестве загнанных в загон.

–Ловите больше женщин, – приказал наместник, – нам там, в колонии, нужны семьи, а не бобыли-одиночки.

Офицеры разводили руками.

–На улицах женщин мало, где же нам их взять?

Радагаст указал на квартал «веселых домов».

–Врывайтесь в бордели и тащите в загон жриц любви.

Послышались женские визги – солдаты врывались в бордели и тащили голых шлюх прямо на улицу.

–Семьсот восемьдесят семь, семьсот девяносто три… – только успевал записывать писец.

Загон был уже практически полон, но построен он был с таким учетом, чтобы сидящие в нем могли прилечь на землю, а не только стоять друг к другу.

–Женщин маловато… – докладывал офицер Радагасту. – Только около трехсот.

–Пусть так, – махнул рукой наместник. – Буду женить своих колонистов на туземках.

Операция близилась к завершению – остатки тех темных личностей, что не успели спрятаться, теснились на площади, возле загона. Полицейские без боязни вытаскивали их по одному из толпы и закидывали в загон.

–Девятьсот девяносто девять, тысяча! – подвел итог писец.

По знаку наместника солдаты закрыли ворота загона и заложили их бревном. ОТЛОВ ЗАВЕРШИЛСЯ.

В загоне находилась большая разношерстная толпа, пахнущая потом, нечистотами и сладковатым дымком ганджи, которую курили все поголовно. Женщины испуганно жались у восточной стены, мужчины более уверенно занимали остальную площадь. Люди, спросонок попавшие в загон, были в недоумении – зачем их, привыкших к бедной, но свободной жизни в Нижнем Городе, согнали сюда.