Поскольку Маргарита была очень образованной и чрезвычайно богатой, она довольно быстро из простой монахини стала настоятельницей монастыря в предместье Парижа.

В это место отправлялись ставшие монахинями девушки из богатых и знатных семейств, а также послушницы, проходившие испытание перед тем, как церковь решит, готовы ли они навсегда покинуть суетный мир и провести всю оставшуюся жизнь в молитве и безбрачии.

Благословение сделать монастырь именно таким Маргарита получила не только от кардинала Франции, но и от самого папы римского и высшего священства Ватикана.

Герцог понимал, что монастырь, которым управляет его сестра, – явление неординарное для католической церкви, поскольку его обитательницы имели возможность не только служить Богу, но и находить применение своим талантам, не зарывая их в землю.

Некоторые из сестер-монахинь писали книги, с успехом расходившиеся затем по всему миру, другие занимались музыкой, третьи создавали вышивки и кружева, прославившие монастырь Сакре-Кёр.

Навещая сестру, герцог каждый раз думал, что, хотя в высшем свете считали, что Маргарита понапрасну загубила свою жизнь, ее на самом деле с полным основанием можно назвать очень счастливой, самостоятельной и полностью реализовавшей себя женщиной.

Кроме того, зная, с какой любовью относится к нему сестра, зная ее врожденную отзывчивость, герцог был уверен, что может обратиться к Маргарите с любым вопросом – потому, собственно, он и примчался сюда из Англии.

Леди Маргарита налила брату вина, присела рядом и участливо спросила:

– Так что же произошло?

– Мне трудно говорить об этом, – хрипло ответил ей брат, – но я хочу, чтобы ты подыскала мне жену. Чистую и непорочную.

Если бы Ворон хотел поразить сестру, он бы мог собой гордиться, потому что ему это удалось.

Однако Маргарита не выказала удивления – она вообще ничего не сказала, только внимательно посмотрела на брата своими пронзительными голубыми глазами.

– Почему ты решил обратиться с этим именно ко мне, Ворон? – после долгой паузы спросила она.

– Потому что только среди твоих послушниц еще можно отыскать девушку, не испорченную светской жизнью – или, если позволишь, другим мужчиной.

В голосе герцога было столько горечи, что леди Маргарита без дальнейших объяснений догадалась о том, что произошло с ее братом.

Она сложила руки на коленях, отвела взгляд в сторону и сказала:

– Если иногда я сомневалась, доходят ли молитвы до Бога, ты убедил меня, что Он всегда слышит их.

Герцог молчал, ждал, что будет дальше, и его сестра продолжила:

– Я долгое время молилась о том, чтобы разрешилась одна проблема, и вот теперь, когда я почти отчаялась получить ответ на свои мольбы, он пришел. Правда, совсем не оттуда, откуда я ждала.

– Ты можешь дать мне то, о чем я тебя прошу? – настойчиво спросил герцог.

– Могу, – вздохнула Маргарита. – Но в то же время боюсь. Вопрос в том, вправе ли я сделать это.

Герцог сжал губы, словно знал, о чем в эту минуту подумала его сестра, и после небольшой заминки спросил:

– Можешь сказать мне, что тебя смущает и о чем были твои молитвы?

Выбитая из привычного душевного покоя, леди Маргарита тяжело поднялась на ноги и подошла к окну.

Она стояла, глядя на залитый солнцем сад – по зеленым лужайкам ходили молодые монахини в белых одеяниях, менее строгих и не таких уродливых, как в большинстве других монастырей.

Прикрывавшие лица послушниц вуали были белыми, прозрачными, на ногах вместо тяжелых кожаных башмаков насельницы монастыря Сакре-Кёр носили легкие сандалии, позволявшие передвигаться легко и плавно.

Герцог ждал. Наконец, собравшись с мыслями, Маргарита решительно повернулась в сторону брата.