Мистер Престон и Хуан рассмеялись, а затем подняли бокалы шампанского, притворившись, что оно было разлито во флакончики с шампунем «Ридженси гранд».

Вынырнув из воспоминаний, я взглянула на мистера Престона, стоявшего на красной ковровой дорожке. В его волосах прибавилось седины, на лице появилось больше морщин, но даже так он по-прежнему справляется со своей работой. Я всегда питала нежность к этому человеку. На протяжении многих лет он был исключительно добр ко мне, а еще знал мою бабушку. Давным-давно, задолго до моего рождения, мистер Престон был бабушкиным кавалером – то есть ее парой, возлюбленным, – но родители бабушки наложили вето на этот союз. В итоге мистер Престон женился на другой, у него появилась семья. Но свою дружбу он и бабушка сохранили. Она любила его до самой смерти, притом что дружила с его женой Мэри. Но теперь, когда Мэри мертва, а Шарлотта, его умница-дочь, которая так выручила меня после гибели мистера Блэка, живет далеко, мне любопытно, не чувствует ли мистер Престон себя одиноко. Возможно, именно поэтому наши воскресные ужины так важны для него. В последнее время он проявляет заботу больше обычного, и я не знаю почему.

– Если сегодня что-то пойдет не так, просто знай, что я здесь, – сказал он, по-прежнему стоя на лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой. – В мире очень мало такого, чего я не сделал бы ради тебя, Молли. Не забывай об этом.

– Спасибо вам, – ответила я. – Вы замечательный коллега, мистер Престон.

Попрощавшись, я прошла сквозь вращающиеся двери «Ридженси гранд», ведущие в великолепное лобби. Даже после всех этих лет у меня перехватывает дыхание от вида итальянских мраморных полов, натертых мастикой с запахом лимона, золотой балюстрады парадной лестницы со столбиками в виде змей, бархатных диванов, повидавших немало тайных свиданий и прочих секретов.

В лобби было очень оживленно, и консьержи на ресепшене, похожие в своих черно-белых костюмах на изящных маленьких пингвинов, перенаправляли носильщиков и постояльцев в нужные номера. Посреди лобби в украшенной золотой раме красовалась огромная вывеска, которую я еще вчера отполировала до блеска, оставив ее мерцать, сверкать и сиять:

Нельзя было терять ни минуты, еще столько всего следовало подготовить. Я бросилась по лестнице к подвалу с рабочими помещениями. Узкие коридоры с низкими потолками, освещенные флуоресцентными лампами, являли собой целый лабиринт с комнатушками, включая прачечную, кладовые, душную кухню и, конечно же, мои излюбленные комнаты для прислуги.

Я прошла прямо к своему шкафчику. На дверце меня уже ждала облаченная в тонкий полиэтиленовый чехол униформа – невероятно красивая. О, как мне нравится моя униформа горничной – крахмальная белая блузка и облегающая черная юбка-карандаш из эластичной лайкры, ткани, благодаря которой я могу сколько угодно нагибаться и тянуться, ведь именно из этого состоит рабочий день любой трудолюбивой горничной.

Не теряя ни минуты, я переоделась и с гордостью прикрепила над сердцем значок старшей горничной. Я взглянула на себя в напольном зеркале, пригладила несколько непослушных темных прядей, что выбивались из аккуратно уложенного каре, и пощипала щеки до разбавившего бледность румянца. Довольствуясь увиденным, я заметила в зеркале позади себя кого-то еще. Там отражался мой двойник – Лили, живое воплощение идеальной горничной. На ней уже была опрятная униформа, ее значок с надписью «горничная-стажер» был приколот так же, как и мой, аккуратно и ровно, прямо над сердцем.