«Слава богу, ни одного чертова журналиста пока, во всяком случае, если верить моим глазам старого сыщика», – подумал он, выдвигая стул для своей спутницы.

– Наконец мы одни, комиссар. Ура, ура, ура. – Карин улыбнулась и губами, и глазами. – Что ты хотел бы съесть? Я угощаю.

– Ни в коем случае, – запротестовал Бекстрём. Он еще в такси решил оформить свою переработку как встречу с еще одним тайным осведомителем, и, естественно, в качестве доказательства ему требовался счет.

– Я хотел бы отведать чего-нибудь вкусного, – продолжил он, скосившись на загорелые руки и ноги своей спутницы. На ней было тонкое летнее платье, три верхние пуговицы которого она, вероятно, забыла застегнуть.

Пожалуй, платье слишком легкое, подумал Бекстрём.

– Все прошло просто отлично, – подвел он итог вечера, когда оставил свою даму перед подъездом ее дома. Все ее попытки перевести разговор на убийство Линды он сразу же пресекал. А чтобы поддерживать беседу и как бы между делом рассказать немного о себе, предложил ей обычную полицейскую классику и в заключение надавал щедрых обещаний на будущее.

– Ты ведь, наверное, понял, что я чувствую, – вздохнула Карин, катая в ладонях бокал с вином. – Люди должны знать, что происходит. Пусть даже речь идет об убийстве. Убили ведь нашу, местную девушку.

– Большинство из того, что пишут в газетах о нашем убийстве, просто пустая болтовня, если это как-то тебя утешит, – сказал Бекстрём.

Чего не сделаешь ради баб, подумал он.

– Неужели? – воскликнула она с искоркой надежды в глазах.

– Мы поступим так… – Бекстрём наклонился вперед и как бы случайно коснулся ее руки. – Как только я доберусь до этого идиота и буду уверен, что это действительно он, обещаю, ты первой все узнаешь. Только ты. Никто другой.

– Ты обещаешь? На сто процентов? – спросила Карин и посмотрела на него.

– На сто процентов, – солгал Бекстрём, не убирая ладони с ее руки. – Ты, и только ты.

«Как все просто», – подумал он.

Придя в отель, он сразу же взял курс на бар. Только три бокала пива за весь вечер, а его мучила жажда, как верблюда, проделавшего путь от Иерусалима до Мекки. В дальнем углу вдобавок сидел Рогерссон с огромной емкостью янтарного напитка и, судя по его виду, пребывал в ужасном настроении. Два десятка журналистов и другие, находившиеся в заведении гражданские, по какой-то причине предпочли сидеть на максимальном удалении от него.

– Я пообещал сломать руку первому из стервятников, который попытается сесть рядом со мной, вот все и отстали, – объяснил Рогерссон. – Что будешь пить? Кстати, теперь моя очередь угощать.

– Большой бокал крепкого, – сказал Бекстрём и махнул официанту, который по какой-то причине выглядел довольно настороженным.

«Ты всегда так дипломатичен, Рогге», – подумал он.

– Случилось что-нибудь? – спросил Рогерссон, когда Бекстрём получил свое пиво и успел слегка утолить жажду.

– У меня состоялась долгая беседа с нашим собственным кризисным терапевтом, – сообщил Бекстрём и ухмыльнулся. – Потом мне пришлось идти в сортир. То есть получается три раза сегодня.

– По-моему, ты нормальный человек. На кой тебе болтать с подобной дамочкой, – вздохнул Рогерссон и покачал головой.

– Послушай, – сказал Бекстрём и наклонился над столом. Далее он рассказал всю историю. Рогерссон заметно оживился, и они еще долго сидели и влили в себя несколько порций шнапса, которые Бекстрём велел бармену внести в счет за номер, так что за все должен был заплатить работодатель.

К тому моменту, когда пришло время подниматься к себе и ложиться спать, заведение уже почти опустело. Рогерссон выглядел значительно веселее и даже пожелал спокойной ночи немногочисленным репортерам, которые еще оставались и явно намеревались напиться.