…Едва не вырвался клич ликования у меня из груди, когда я увидел в полукилометре стелющийся дымок от костра. Подойдя ближе, увидели лагерь, уже достаточно обжитой. Натянутый большой тент из чёрного плотного полиэтилена служил одновременно крышей и экраном. Тепло от костра отражалось от завесы и растекалось внутри балагана. На длинной ольховой жерди у края костра висел большой котёл. В нём булькало какое-то варево, от которого исходил ароматный мясной запах. У костра было навалено с десяток сухих и сырых не очень толстых брёвен на дрова. Чуть поодаль на длинном поводу были привязаны две лошади. Удивило нас то, что кроме одного Ильи мы увидели ещё двух незнакомых людей. Один, небольшого роста, худощавый мужичок, был без левой руки. Рукав телогрейки был заправлен за пояс. Лицо заросло короткой и редкой бородкой. Летему, на мой взгляд, было около шестидесяти, но выглядел старичком-бодрячком. Илья представил его, назвав как-то необычно и по-простому-Тимка. Мне показалось это немного неуважительным по отношению к пожилому и однорукому человеку. Но тот не проявил ни тени смущения и подал руку в приветствии. Впоследствии всё встало на свои места – у коренных народов не принято величать по имени-отчеству. Илья всё же произносил это имя с уважением, с ударением на последний слог.

– Вообще-то правильно, по-алтайски, меня Тимекеем зовут, и отчество другое – вам не выговорить. Но в народе по-русски я Тимофей Силыч, – сам внёс ясность пожилой алтаец.

Я подумал: «Наверное, Илью тоже на местном языке другим именем зовут?»

Второй был высокий, полноватый и круглолицый, лет сорока. Назвался Толей, но Илья, смеясь, поправил:

– Туулай его зовут.

Оба явно походили обличьем на коренных алтайцев – скуластые, с узким прищуром глаз.

Перезнакомившись, гостеприимные хозяева балагана предложили нам обед, налив нам по полной чашке бульона и положив по куску мяса. Бульон был абсолютно пустой, то есть без картошки и прочих овощей. Из приправ только соль и лавровый лист. Но выглядел необыкновенно тягучим, наваристым, как бульон с холодца. Мне он показался вкуснейшим блюдом, которого ещё никогда не пробовал. Допускаю, что причиной тому мог быть и уже одолевший голод. На вкус слегка кисловатый и терпкий одновременно, с запахом дыма. Ещё обратил внимание, что бульон мгновенно застывает на губах, и это обстоятельство немного смущало и вызывало неприятие. Но как только доходила пища до желудка, тут же вся моя плоть наполнялась удовольствием, а запах, исходящий из котелка, ещё больше усиливал аппетит. Этот запах мне был ещё не знаком: не говядина, не баранина, тем более не курица. Я мог только догадываться, из какой дичи это было приготовлено, но явно не из рыбы. Да и вообще, рекой здесь и не пахло. Единственное, что походило на речку, – это бурный ручей, который виднелся метрах в ста от стоянки. Срываясь по крутому склону, натыкаясь на большие гладкие валуны, веками омываемые его холодной водой, уже довольно сильный поток распылялся на множество струек и брызг, отчего над ручьём поднималась седая туманная пелена. Я подумал, что это, возможно, приток Большого Абакана, к которому мы так стремились. Но ни о каких хариусах и прочей рыбе в этом ручье даже не могло быть и речи. Может быть, все вместе мы спустимся ещё и дойдём наконец до большой воды, где водится рыба?

На наших лицах, наверное, настолько явно было написано недоумение, что все трое хитро переглядывались и посмеивались. Я почувствовал, что нас ждёт какой-то сюрприз. Старик, решив, что достаточно испытывать наше терпение и любопытство, открыл истинную цель их пребывания в этом месте. Оказалось, они пришли сюда на охоту. И не на кого-нибудь, а на марала. Здесь на стыке двух краёв, в высокогорной тайге, где тёмный лес чередуется с альпийскими лугами, водилось их немало. Охота на марала во время гона на Алтае довольно распространена. Для подманивания рогача на выстрел они применяют специальный манок или «вабу», как они называют. Он достал из мешка трубу, чуть длиннее локтя, сделанную из кедра, тонкую с одного конца и расширяющуюся раструбом к другому. Зажав тонкий конец губами, извлёк звук, похожий на тот, что мы уже слышали от егерей. Только немного протяжнее и как бы со вздохом, закончив почти свистом. Немного помолчав, старик предложил нам принять участие в охоте. Была ли у них лицензия, мы не знали. Да и неудобно было заводить об этом речь. Нам польстило, что совершенно незнакомые местные охотники предложили поохотиться на такого экзотического для нас зверя. В тот момент я ломал голову над вопросом, почему они решили таким хитрым путём предложить нам это, устроив настоящее испытание? Из каких побуждений? Спросить Илью или старика так и не удалось, не было удобного случая.