Арджуманд спрашивала, нельзя ли просто привезти мать Сати в Агру, но та отнекивалась – женщина ни за что на это не согласится. Сати видела, в каких условиях живет мать, но помочь ничем не могла. Оставалось надеяться на щедрого мужа Сати.

Чтобы не думать об этом, Сати хлопнула в ладоши:

– Хватит вспоминать моих родных. Займитесь делом!

На брови и ресницы – миндальное масло, от него волосы густеют и быстрей растут.

Тело после очищающей смеси натереть порошком имбиря и куркумы, а потом добавить масло горького апельсина и кокосовое масло – это сделает кожу более упругой.

Распоряжаясь действиями служанок, Сати попутно успела прогнать нескольких лазутчиц, пытавшихся выведать какой-нибудь секрет, а еще возмутиться применением одной из жнщин чеснока в ее снадобье.

Чеснок вызвал возмущение не только у подруги Арджуманд, многие принялись кричать, что все провоняет чесноком, словно на рынке. В результате нарушительницу изгнали из гусль-ханы, а у Арджуманд при упоминании рынка испортилось настроение.

Сколько ни ухаживай за собой, как ни готовься, идти на мина-базар ей нельзя, нечего и думать.

– Сати, что мне делать? Я не могу появиться на мина-базаре, нельзя, чтобы принц Хуррам увидел мое лицо!

– Нужно попросить, чтобы нашу палатку поставили в самом конце ряда и даже дальше. Мы могли бы разрисовать свои лица до неузнаваемости…

Подруга еще долго фантазировала, предлагая разные глупости, но они обе понимали, что ничего этого сделать не удастся. Мехрун-Нисса не позволит, чтобы палатка ее племянницы стояла где-то на задворках, а уж о том, чтобы разрисовать собственные лица, и говорить не стоило.

– Может, мне с кем-нибудь подраться? – вдруг придумала Арджуманд.

– Ты с ума сошла? Разве может внучка Итимада-уд-Даулы так себя вести?

– Да, на рынок тайно ходить можно, а поссориться с кем-то нельзя?

Но Сати была права – Итимада-уд-Даула Гияз-Бек не поверит в виновность любимой внучки и обязательно выручит ее в последнюю минуту. «Столпу империи» не посмеет возразить даже Ханзаде, ведь именно он, министр финансов, снабжал деньгами (часто помимо назначенных падишахом) правительницу гарема.

Оставалось одно: болеть.

Но Арджуманд вовсе не хотелось сажать на лицо пчел, как тут же предложила Сати, или мазать его настоем перца, чтобы покраснело.

– Тогда скажем, что ты папайей объелась.

– Чем?

– Папайей. Незрелой. От нее тоже сыпь бывает и рези много где.

Теперь Арджуманд вопрошала:

– С ума сошла? Неужели нельзя просто сказать, что живот крутит?

Сати вздохнула:

– Напоят касторовым маслом так, что неделю на горшке проведешь.

– Ну и пусть, заслужила, – мрачно заявила Арджуманд.

– Тогда я тоже.

Верная подруга не желала бросать ее даже в таком случае. Но тут же сообразила:

– Выходит, мы зря на рынок бегали?

– Наша палатка не должна пустовать. Ты сядешь там с книгами вместо меня. Может, приглянешься кому-то.

Арджуманд видела, что в действительности подруге очень хочется появиться на мина-базаре, однако Сати не пойдет туда без хорошего нажима.

Спор закончился победой Арджуманд, вернее, Сати позволила себя убедить.

Теперь оставалось выдержать скандал с Мехрун-Ниссой, которая добилась не просто присутствия племянницы на мина-базаре, но и предоставления ей места в центральном ряду. Палатка самой тетушки Арджуманд располагалась вообще в центре.

Но к изумлению подружек, Мехрун-Ниссе оказалось не до племянницы с ее проблемами несварения желудка. Она только прислала какое-то снадобье с обещанием участия в следующем базаре. С тем, что Сати заменит Арджуманд в палатке, тоже согласилась, не пустовать же такому хорошему месту. Чем будет торговать, не спросила – Мехрун-Нисса была занята своими делами.