– Кто? – услышала я уже знакомый голос журналиста.

– Ваш телохранитель.

Дверь открылась, передо мной стоял бледный, перепуганный Крапивин, в правой руке он сжимал маникюрные ножницы. При виде меня на губах Эдуарда Петровича мелькнуло некое подобие улыбки.

– А это зачем? – Я кивнула на ножницы в его руке.

– Хочу перевязать голову Константину Афанасьевичу. Ищу, что бы порезать на бинты, но пока ничего не нашел. – Он виновато пожал плечами.

Мечников уже сидел на стуле в кабинете Крапивина и прижимал мокрый платок к ране на голове.

– Ушел, – разочарованно отметил он при виде меня.

– Как это могло случиться? – Я подошла к Константину и убрала его руку от головы. Некогда белый платок уже пропитался кровью.

– Я сам виноват.

– Это я поняла, – с усмешкой ответила я, рассматривая рану. – Рана поверхностная. Сейчас в больницу тебя повезу.

– Ты берешься за это дело? – Костя схватил меня за руку.

– Берусь, – ответила я, и Мечников позволил мне продолжать обработку своей раны.

В моей рабочей сумочке нашлись и стерильные салфетки, и бинт, так что очень скоро я наложила профессиональную повязку и потащила Константина к его же машине.

– А я? – Журналист робко вмешался в мои действия по спасению товарища, когда я, перекинув сумку через левое плечо, помогла Мечникову подняться.

– А вы берите все самое необходимое, закрывайте дверь и следуйте за нами.

– Женя, не надо со мной как с тяжелобольным обращаться. – Константин попытался избавиться от моей помощи. – Иди машину заводи, я могу самостоятельно передвигаться. В конце концов, рана у меня пустяковая, ты сама сказала.

– Ну, давай, передвигайся. – Я дала Мечникову свободу действий и направилась к выходу.

Костя, пошатываясь и цепляясь то за спинку стула, то за дверцу шкафа, сделал несколько шагов и остановился, прикрыв глаза.

– Я вам помогу. – Эдуард Петрович убрал под мышку свой тоненький кожаный портфель, а другой рукой взял Мечникова под локоть. От помощи журналиста мой бравый товарищ отказываться не стал и, опираясь на Крапивина, продолжил путь к выходу.

Закрывать металлическую дверь подпольного кабинета журналиста пришлось мне. Мужчины медленно поднимались по ступенькам неосвещенного подъезда. На улицу я вышла первая, огляделась по сторонам: ничего подозрительного. Хотя я и не рассчитывала увидеть здесь вооруженную гвардию бойцов, но в сложившейся ситуации пренебрегать простейшими методами безопасности было непозволительно.

Мечникова мы с Эдуардом Петровичем погрузили на заднее сиденье, я села за руль, Крапивин рядом со мной. Он убрал под ноги свой тощий портфель, пристегнулся, надвинул кепку на глаза и, неожиданно взяв на себя роль руководителя, скомандовал:

– Можете ехать, я тороплюсь.

– Эдуард Петрович, – окликнула я его, поворачивая ключ в замке зажигания. – Вы ничего не перепутали? Если я согласилась работать с вами, это не значит, что мной можно управлять и подгонять.

– Ой, простите, – журналист густо покраснел. – Это я по привычке. Меня ведь часто шофер возит… – Он немного помялся и снова извинился: – Забылся я, еще раз простите.

Я не ответила, вдавила педаль газа в пол и направилась в центральный госпиталь МВД.

Мечников отказался от помощи и заверил, что сам прекрасно доберется до приемного отделения.

– Я уже нормально себя чувствую, голова больше не кружится, так что я справлюсь, – уверял он меня, выбираясь из машины.

Он и в самом деле выглядел молодцом, и я со спокойной душой отпустила его одного.

– Чтобы вас лишний раз не дергали, скажу, что на меня на улице напали, – порадовал меня Костя. – А машину мою можешь себе оставить, на время, разумеется. – Он вяло улыбнулся.