– Когда? – сипло уточнил он, уже лихорадочно соображая, что должен сделать, чтобы ей помочь.

– Только что. Она занемогла в последнее время, но в больницу ни в какую. Отказывалась и все! В обед прилегла отдохнуть, а когда я подошла проверить ее… – она не смогла договорить – рыдания душили ее.

– Я еду.

Раздав четкие распоряжения подчиненным на несколько дней вперед, он сел в машину, сильно хлопнул дверью и сорвался с места с визгливым скрипом шин по асфальту. Рванул в поселок как был, в костюме, даже домой не заехал переодеться. Уже из машины дозвонился полиции и врачу районной поликлиники, чтобы те констатировали смерть и составили протокол. Как он и предполагал, малая еще не занималась этим вопросом. Не удивительно. В семнадцать лет похоронить почти всех родственников, тут бы самой не свихнуться. Предупредил подругу, что будет в отлучке и только тогда закурил. Жадно и быстро.

Поздно вечером примчался в поселок. Бросив тачку у калитки, скорым шагом устремился в дом, где горело одно единственное окно. Свободно вошел через незапертые двери и сразу увидел Эву. Она сидела одна, такая маленькая, хрупкая за большим столом, где разложены документы. Обнимала себя за плечи и смотрела в одну точку перед собой. Медленно подняла заплаканные глаза и обреченно посмотрела на ворвавшегося мужчину. Страха больше не было. Принятие неизбежной судьбы, боль и опустошенность клубились в зеленых, потухших глазах.

Эвелина все еще заторможено, находясь в прострации, перешагнула порог дома и уставилась невидящим взглядом перед собой – в пустоту и одиночество огромного дома, каким он стал казаться. Как уютно прежде они втроем здесь уживались, а теперь ей одной – куда столько комнат?

Сзади Марк аккуратно подтолкнул ее за плечи вперед. Они с Оксаной вошли следом. Эвелина обернулась и с такой болью посмотрела на Марка – все нутро разъело.

– Что же мне делать? – прохрипела она севшими связками.

– Жить дальше. Твоя жизнь на этом не закончилась, так проживи ее достойно.

Вряд ли, конечно, это самые подходящие слова утешения для нее, но других он не нашел.

– Как? Как мне жить без них? – убитым голосом простонала она, и зеленые заводи снова наполнились слезами.

– Я помогу. Я буду рядом и не оставлю тебя одну. Переедешь в город. Поменяешь школу. Заведешь новых друзей.

Глухую боль сменил панический ужас, и она замотала головой. Даже отступила от него.

– Нет! Я не поеду в город! Не заставляй меня! Я не хочу никуда переезжать! – почти перешла на крик девушка.

– Эвелина! – строго одернул Марк, пресекая зарождающуюся истерику на корню. – Ты не сможешь жить здесь одна. Тебе еще нет восемнадцати. Хочешь загреметь в приют?

Эва дико озиралась по сторонам, как загнанный в угол зверек, отчаянно ища выход из складывающейся ситуации.

– У меня есть бабушка! Я могу жить с ней! Она присмотрит за мной, а я – за ней! Она живет в конце переулка. Марк, пожалуйста, только не увози меня в город! – понимая, что он старше, опытнее, а значит, может задавить своим авторитетом и настоять на своем, Эва из последних сил искала доводы в свою пользу. – Я умею управлять хозяйством! Я смогу жить в доме! Мне осталось учиться один год. Марк, я не хочу переводиться в другую школу на последнем году обучения! – с бесконечной мольбой в глазах она смотрела на него, чувствуя, что еще не до конца убедила его. – Сейчас, сейчас. Я покажу, я докажу, что смогу жить самостоятельно, – она хаотично заметалась по кухне. – Так. Надо поставить чайник. Но сначала помыть руки. А перед этим вылить ведро. И набрать воду для чая. Сейчас, я все сделаю!