Бархатов подошёл к ней и заправил выбившийся локон за ухо девушки. Сразу почувствовал, как она отстранилась – лёгкий взмах ресниц, еле заметное движение пальцев. Сбившееся дыхание натягивало ткань на её груди. Кирилл начал судорожно расстёгивать пуговки на белой блузке, стараясь как можно быстрее добраться до кружевного белья.
- Кирилл Андреевич, - Вероника вдруг резко положила ладонь на его руку и крепко сжала останавливая. – Вам плохо, я всё понимаю, но…
- В чём дело? – спросил Бархатов достаточно громко, чтобы секретарша буквально подскочила на месте.
- Кирилл… Андреевич, я замуж выхожу через месяц.
Брови Бархатова приподнялись от удивления.
- Ты?..
Прозвучало это в том же духе, что «И ты, Брут». Медленно опустив руку, смотрел на неё, ожидая продолжения.
- Я говорила тебе… вам… Подумала, что на свадьбу приглашать, наверное, не стоит… Я надеялась, что… ты поймёшь… - путанно произнесла Вероника, моментально покрывшись рваным румянцем. – Мы ребенка хотим завести.
Раньше Бархатову очень нравилась эта её способность даже в самые откровенные моменты краснеть, словно наивная девочка. Но Веронике до чистого ангела было так же далеко, как до Луны.
- Я не претендую на ни на тебя, ни на отцовство для твоего будущего ребёнка, - криво усмехнулся Кирилл. – У меня нервы на пределе. Мне просто нужна хорошая разрядка. – Он стащил галстук и бросил его на стол, попав в центр лужи. Попрощавшись с шёлковым творением за триста евро, он перевёл мрачный взгляд на секретаршу.
По лицу Вероники текли слёзы. Нос её распухал прямо на глазах, и две мокрые полоски расчертили идеальный до этого макияж на щеках. Вероника сглотнула, всхлипнув, и через силу стала опускаться на колени перед Бархатовым, держась за его локоть. Кирилл ещё помнил, как были грациозны и плавны её движения раньше. Не такие, как у Стаси, конечно… Вероника никогда не любила Бархатова, но он ей нравился. И Кирилл знал это. Он видел интерес в её глазах с самого первого дня знакомства в его офисе. Их сближение произошло так же быстро, как он выпивал первую чашку кофе по утрам. Молодая, толковая баба, которая знает, чего хочет.
Бархатов был успешен и хорош собой. Любая женщина задерживала свой взгляд на его лице и фигуре, замирала от звука его голоса и дрожала от случайного прикосновения. Вот только Бархатов старался ни к кому не прикасаться даже случайно. Он был достаточно брезглив и бережлив по отношению к себе, и именно это влияло на выбор его окружения. Вероника не была глупой, и тем более, ветреной. Бархатов знал, что она ни с кем не спала и не встречалась, пока находилась в отношениях с ним. Собственно, в каких отношениях – договорённости.
- Ты же сам сказал… Что она… она для тебя… - Вероника вцепилась в его ремень и почти повисла на нём, не закончив предложения.
Бархатов смотрел на неё сверху вниз – на то, как она пытается одеревеневшими пальцами расстегнуть этот чертов ремень, как её светлая макушка подрагивает от еле сдерживаемых рыданий. Он отодрал от себя её руки и прорычал:
- Умойся. Не хватало ещё, чтобы тебя увидели с таким лицом. – Затем Кирилл вернулся за стол и тяжело опустился в кресло.
- И-извините, - прошептала Вероника, но Бархатов уже не видел её лица.
- Убери здесь всё. И… забудем про это недоразумение.
Вероника засуетилась, промокая разлитую воду бумажными салфетками:
- Звонил Гордецкий, - она высморкалась. – Опять спрашивал, что ты… вы решили по поводу реконструкции. Напоминал про обещание.
Кирилл потёр левую ладонь – верный признак прибыли. Странно так реагировать на слова о Гордецком – что можно взять с этого придурка и его вертепа, то бишь, театра. Бархатов покачал головой – зря он так… Стасю он нашёл именно там.