Но, к ужасу монахов, евнух только рассмеялся. Это был страшный смех, оскверняющий все святое.

– Достопочтенный Настоятель, вы пытаетесь меня напугать? Несомненно, эта угроза подействовала бы на Великого князя Хэнань или даже на моего хозяина, господина Эсэня. Но почему они послали именно меня, как вы думаете? – Его голос стал мрачным и хриплым: его ярость была направлена столько же на себя самого, сколько и на Настоятеля. – Вы думаете, такой человек, как я, испугается тех страданий, которые вы способны обрушить на меня в этой жизни или в следующей?

И при этих словах Чжу увидела его внутреннюю сущность так же ясно, как если бы его лицо стало прозрачным, как лед. Она увидела стыд и гнев, кипящие под невозмутимостью, и внезапно с ужасом поняла, что евнух и не хочет, чтобы Настоятель уступил. Он хочет, чтобы Настоятель отказался, и он с удовлетворением заставил бы его почувствовать свою власть. Он пришел сюда с жаждой мести.

Генерал-евнух крикнул:

– Войдите!

Со звоном и треском темная река солдат влилась в храм. Их тела накрыли тела призраков, тьма сменила свет. Это внешний мир проник в то, что раньше было святилищем, и Чжу ахнула, чувствуя, что ее куда-то тащат. Ослепленная острой болью, она вдруг осознала неизбежность происходящего. Монастырю никогда не суждено было существовать вечно: ей всегда грозило изгнание в мир хаоса и насилия – величия и полного ничтожества.

Угроза превратиться в ничто. Она убегала от нее девять лет и теперь не собиралась останавливаться. «Всегда есть выход». И как только она это подумала, она увидела этот выход. Если во внешнем мире есть и величие, и ничтожество, значит, единственное спасение от одного – это стать другим. Судьбой Чжу Чонбы было величие. Если ей суждено жить во внешнем мире, значит, пока она там, она должна стать полностью и до конца Чжу Чонбой, чтобы присвоить его судьбу и выжить.

«Желание есть причина всех страданий». Единственное, чего всегда желала Чжу, – это жить. Теперь она ощутила чистую силу этой мечты внутри себя, так же неотделимой от нее, как дыхание, или энергия ци, и поняла, что готова пострадать ради нее. Но она не могла даже представить себе страшную величину того страдания, которое потребуется, чтобы достичь величия в хаотичном, жестоком внешнем мире.

Но генерал-евнух был не единственным человеком, который не боится страданий.

«Пускай ты уничтожил все это, но ты не уничтожил меня», – с гневом мысленно обратилась она к нему и почувствовала правду этих слов, сияющую в ней так ярко, что она способна воспламенить все, к чему прикоснется. «Никто меня не уничтожит. Я стану такой великой, что никто не сможет прикоснуться ко мне или подойти ко мне из страха стать ничем».

Евнух ничем не показал, что почувствовал ее мысли. Он повернулся спиной к монахам и вышел из храма, а бесконечный поток входящих солдат расступался перед ним, обтекая его, как поток воды обтекает скалу.

Он приказал им:

– Сожгите его и сровняйте с землей.

Осеннее утро на равнине реки Хуай было холодным и серым. В лагере Великого князя провинции Хэнань, скрытого завесой навозного дыма, кипела бурная деятельность. Генерал-евнух Оюан и его заместитель, старший офицер Шао Гэ, отправились в расположение батальонов пехоты. Лагерь был столь обширным, что пешком добираться туда было бы очень долго. Выехав из центра, где стояли круглые войлочные юрты военачальников, они миновали палатки «цветноглазых»[13] инженеров, которые были военными специалистами в области строительства и осадных орудий, потом фургоны с припасами и стада скота и только после этого добрались до периферии, где расположилась пехота: около шестидесяти тысяч рекрутов и волонтеров из самых низких слоев юаньского общества. Эти люди – их каста носила официальное название «наньжэнь» – были бывшими подданными побежденных императоров юга. Монголы чаще называли их «мандзи». Варвары.