– Неужто вы говорите, что он и вправду безумен, и оттого так опасен? – спрашивал Петр Николаевич.

– Говорю вам, он сумасшедший, – с пеной у рта начинал доказывать Власов. – Он может встать не с той ноги, увидеть ночью дурной сон – и потребовать казни своего ближайшего товарища и друга просто поэтому. Он может, в пьяном бреду, увидеть какую-нибудь галлюцинацию с участием своего подчиненного – и вот, его уже не оставляет параноидальная мысль о том, что он готовит против него заговор. А посему – голова с плеч…

Краснов морщился:

– Послушать вас, так это дракон о трех головах, страшный в своем всевластии. А как посмотреть на правду – так и отступления случались, и ошибки в командовании, и временами полное отсутствие авторитета среди подчиненных.

Власов развел руками.

– Но меня в действительности интересует другое, – продолжал атаман. – Что же должен быть за народ, которым управляет такой безумец?

– Такой и народ. Каждый народ имеет того правителя, которого заслуживает, не так ли?

– Так, но ведь это – русский народ. Вы и я, мы оба русские, и потому нам горько осознавать, что народ сошел с ума. Может быть, все-таки вы пристрастны к Сталину, и потому заблуждаетесь в его отношении?

– Ах, Петр Николаевич, Петр Николаевич, – пьяно вздыхал Власов. Он вообще почти всегда был или пьян мертвецки или с похмелья. – Вы слишком давно не были в России, люди-то теперь не те. Не те, которых вы оставили, в начале 20-х покидая Родину. Иных уж нет, а те далече. А нынешние – тьма кромешная…

Патриот Краснов не верил Власову. Только человек, не любящий Россию, считал он, может такое заявлять. А зачем такому человеку вообще давать оружие? Сегодня против Сталина, завтра против царя. Все равно ему, с кем и за что воевать. Вот уж действительно, ни роду, ни племени, ни флага, ни родины…

Чего стоили хотя бы такие его слова:

– Товарищи солдаты и офицеры! Члены РОА! Сегодня, когда мы образовали самостоятельное, практически независимое от вермахта, формирование по борьбе с большевизмом, я хочу обратить ваше внимание на казаков. Как вам, наверняка, известно, казачьи подразделения тоже войдут в наш состав, но не на равных – вы должны помнить, что двадцать лет назад ваши отцы и деды, как и я, выиграли войну с ними. Мы их подчинили и поработили, и отныне они во всем нам подчиняются по велению исторической справедливости.

– А зачем тогда они вообще нам нужны? – крикнул кто-то из толпы.

– Хороший вопрос. Перед нами стоит задача свергнуть коммунизм, вернуться на родину и стать ее полноценными хозяевами. В этой борьбе все средства хороши. «Враг моего врага – мой друг». Поэтому пока нам попутчики требуются. Но пусть только не рассчитывают на то, что мы считаем их равноправными. И вы должны крепко за ними присматривать, не допуская ни намека на самостоятельность – иначе, как говорил еще Ленин, они быстро отстрелят верх и станут командовать уже над вами. Надо нам это? Нет! Не для того сражались мы и сражаетесь сейчас вы! Помните об этом, товарищи!

Приказ Власова был понят всеми буквально. Отсюда последовало одно поражение за другим. Стоило войскам «Казачьего стана» и РОА начать даже самую пустяковую совместную операцию, как она на глазах проваливалась как ввиду того, что власовцы не давали казакам принять ни одного самостоятельного решения, так и ввиду того, что казаки, видя такое положение вещей, сразу обижались на вчерашних советских солдат, припоминали им и их отцам Гражданскую, начинали злиться и саботировать приказы командования, которое тоже происходило из РККА. При этом во время, свободное от боев, они почти не соприкасались, а потому сосуществовали мирно. Гитлер и его ставка смотрели на все происходящее с недоумением, вызванным, помимо всего прочего, еще и недостатком времени – на всех фронтах творился аврал, позиции приходилось сдавать одну за другой, а русские, вопреки первоначальным ожиданиям и уверениям, были не в состоянии с оружием в руках сражаться против своих земляков. Очень скоро Гитлер в этой задумке разочаровался.